Иван частенько ездил в райцентр — то по своим делам, то «по заказу» односельчан, и почти каждый раз заходил к дочери. По дороге его настроение портилось. Он морщился, кривился, проезжая мимо обезлюдивших деревенек, разрушенных коровников, заросших бурьяном полей.
Гостя угощали чаем; Катя накрыв стол, уходила в спальню. Иван беседовал с зятем. И спрашивал у него, всегда трезвого:
— Николай, что у нас творится?
— Переходной период.
— И что же нам делать?
— Вашему поколению, пожалуй, делать что-то поздно, — обстоятельно отвечал Николай Абросимович. — Да и нас, потерянных, уже не переделаешь. Остается, только одно. Народить новое, крепкое поколение, воспитать по китайской кальке и пожинать плоды.
Он не сидел на месте; прохаживался по комнате, заглядывал в спальню, словно успевал за короткое время соскучится по своей ненаглядной Кате. А та обычно сидела за компьютером, набирая по мужниным заметкам новую статью в газету.
Иван его передвижения понимал по-своему.
— Ты, Коля, не торопись. Вот щас уеду, тогда и занимайтесь исполнением своей стратегической задачи.
А Александр Исаевич Борздун в деревню так и не наведался. Он полмесяца пролежал в областной больнице — со сломанной челюстью, и потом ему срочно потребовалось ехать на следующие атаманские сборы, на этот раз в столицу. И вопрос там поставили серьезный: «Как нам обустроить Россию».
