Дорогой чести - [2]

Так и прослужил на маяке десяток лет. Бывало, в свободное от трудов время, сидит дед Багров на обрывистом берегу, смотрит вдаль, попыхивает трубкой, слушает море. Идут корабли морскими дорогами, идут мимо, и мысли помора плывут вслед за ними.

Однажды заехал к старику погостить сын-моряк. Посидели, помолчали. Прощаясь, сказал сыну Потап Петрович:

— Саньку ко мне присылай на каникулы.

Сын недоуменно вскинул брови:

— Скучаешь, отец?

— Не до скуки… К морю пусть привыкает.

Внук приехал, погостил. А на следующее лето сам запросился к деду. Ему очень понравилось на маяке. Главное — полная свобода. Бегай по скалам, выискивай гнезда, охоться, лови рыбу — все, что угодно. Дедушка только поглаживает бороду да кивает головой. А иногда посадит внука рядом с собой и начнет рассказывать удивительные истории: о дальних плаваниях, о суровой и прекрасной морской службе, о жизни моря, о чужих далеких странах, о своих друзьях-моряках, которые умели любить свою Родину и постоять за нее в боях.

А как красив летом берег, изрезанный фиордами и заливами! Между скалами шумят быстрые ручейки. Склоны сопок покрыты карликовыми березками, изумрудной травой. В низкорослых ивовых зарослях прячутся олени. А птиц сколько здесь! — чайки, гаги, бакланы, кайры, чистики, тупики… — всех не перечесть. Два раза в день спускался Саня к морю, чтобы проверить по футштоку высоту приливов и отливов моря. Потом бежал к дедушке и показывал свои записи. Потап Петрович молча кивал головой и давал внуку новые поручения. Вскоре Саня научился зажигать маяк, плести маты, делать прогнозы погоды по облакам, различать птиц по полету…

Но в это лето, едва Саня успел приехать к дедушке, началась война. Напав на нашу страну, фашисты захватили пограничную часть берега, и поворотный маяк оказался в тылу у гитлеровцев, недалеко от переднего края.

Потап Петрович с внуком успели все-таки разобрать и попрятать оборудование маяка до того, как на мысу появились фашисты. В первый день их пришло человек десять. Они ворвались в избушку, обшарили углы и сундуки, переворошили сарай и мастерскую, осмотрели башню маяка.

Потап Петрович, словно не замечая фашистов, стоял около дома и смотрел на восток, откуда доносились глухие взрывы. Саня, прижавшись к деду, исподлобья поглядывал на гитлеровцев.

Тонкий, высокий фашист, видимо старший, подошел, ковыляя на длинных ногах по неровной каменистой площадке, к деду Багрову, ткнул пистолетом в грудь и, кивнув на дом, закричал на ломаном русском языке:

— Шагайт!

Потап Петрович глянул на него, спокойно отвел от груди руку с пистолетом.

Фашист чуть отступил и, потряхивая пистолетом, опять закричал:

— Шагайт! Шагайт!

— В свой дом отчего не шагайт, — сказал дед и пошел.

В комнате длинноногий начал тараторить, то улыбаясь, то грозя пистолетом:

— Маяк есть исправляйт… Прибор зашигайт… Где есть будет прибор?

Дед молчал, пожимая плечами. Длинноногий рассвирепел и ударил деда пистолетом по голове. Багров покачнулся, но не издал ни звука. Саня задрожал и, кинувшись к длинноногому, закричал:

— Не трожь дедушку, морда!

Потап Петрович схватил внука за плечи, притянул к себе.

— Молчи!

Саня замолчал и с ужасом смотрел, как с дедушкиной бороды падали на пол красные капли.

Длинноногий что-то скомандовал солдатам. Солдаты взяли деда за руки и пригнули к полу. Саня страшно закричал. Длинноногий схватил мальчика за шиворот и выбросил за дверь. Саня упал на камни и зарыдал от обиды и бессилия. Спустя некоторое время из дома вышел, длинноногий, приблизился к мальчику и ткнул его сапогом. Саня не пошевелился и только широко открытыми глазами пристально смотрел на гитлеровца. Когда немцы ушли, Саня побежал в дом, На полу лежал окровавленный дедушка.

— Дедушка, дедушка, — закричал Саня, встав около него на колени.

Потап Петрович открыл глаза.

— Дедушка, больно?

— Ничего… — прохрипел старик.

— У-у! Это тот длинноногий. Я его убью, дедушка. Возьму ружье и убью.

Потап Петрович с трудом сел.

— Ружье?.. Ничего, ты крепись. Будет срок. Дай воды.

…И потекли тяжелые дни в немецкой неволе. Каждый день приходят на маяк фашистские егери, кричат на дедушку, тычут кулаками, гоняют Саню в рыбацкое становище за водкой, и, напившись, горланят какие-то непонятные песни.

Верят дедушка с Саней: возвратятся советские моряки и все будет хорошо, как раньше. Дедушка отремонтирует маяк, и свет его, как прежде, будет указывать кораблям путь в морские просторы. Но когда это будет? Скоро! Скоро! А пока надо терпеть, надо сильно, сильно хотеть победы, верить в нее, и тогда она придет, непременно придет.

Наступили холода. Дни стали короче, ночи длиннее.

Потап Петрович так и не может оправиться от побоев. Он еле-еле передвигается по комнате, но на внука посматривает весело.

— Ты, Саня, запоминай, — говорит он внуку, — где у немцев расположены пушки, пулеметы, склады, проволочные заграждения… Все запоминай. Пригодится. Наши должны вернуться. Обязательно! Спросят у тебя — должен ответить. Понял?

— Я запоминаю, дедушка. У «бараньего лба» большие пушки стоят, а на «клюве» — пулеметы…

— Все и запоминай. Только не попадайся на глаза.

— Дедушка, а я видел того длинноногого, который бил тебя. Я в него камнем запустил… Не попал только. Но я его еще увижу, дедушка. Я ему покажу!