Дорогой чести - [18]

— Вроде Лук? — переспросил тот. — Там-то я завсегда на хлеб настругаю, да и господа в окрестье живут… Но то впереди, а вот с кем вам в Петербург ехать? С Фомой да Федькой — будто неосновательно. Мне трогаться — тут некому жилье сворачивать. Разве Ненилу послать, чтобы стряпала, пока место выходит?

— Нет, Филя, я там и с Федором справлюсь. Пора ему начинать без вашей указки обходиться. Да хочу Петю взять, через Иванова в Академию художеств определить.

— Дело доброе, да кухарить некому, — покачал головой Филя.

* * *

Весть о рапорте Непейцына тотчас стала известна на заводе. За несколько дней ему так надоело отвечать встречным чиновникам и ловить на себе пристальные взгляды мастеровых и солдат, что сказался больным и засел дома. Из сослуживцев ему приятнее всех был бы Захаво, до он уехал по зимнему пути на Уральские заводы, чтоб лично упредить об увеличенных поставках металла и условиться о весеннем сплаве. Второй, с кем много лет дружески общался, был Сурнин, и Сергей Васильевич обрадовался, когда в воскресенье после обедни Федя доложил о его приходе.

Умный механик не стал разглагольствовать, как сожалеет об отъезде кума. Сказал только, что перебрали с женой все тульские должности — нет ли чего подходящего — и ни одной не нашли.

Потом сели за воскресный пирог, и хозяин навел Сурнина на его излюбленную тему — сегодняшнюю европейскую политику.

— Что нового? — сказал Алексей Михайлович. — Вот нонче с амвона читали удивительное объявление Синода. В нем Бонапарта почти что антихристом объявляют. Сказано, что от христианства отрекся, еще будучи в Египте, и ввел в своей стране поклонение истуканам. — Сурнин пожал плечами. — То есть полная ахинея! Я-то понял, что списали ее попы с проповедей тысяча семьсот девяносто девятого года, когда мы с Французской республикой воевали. Примерно то же, помнится, в Лондоне когда-то я слышал. В политике у всех приемы одинаковы. Но я хочу тебе заметить, что за сей как будто пустой болтовней стоит цель вполне серьезная, как и за сбором земского войска. Наполеон желает подчинить себе всю Европу, приказывать не только королям, по и купцам, выгоды Франции поставить на первое место, и государь наш, видно, решился сражаться с ним до последнего… Жалко при сем, что союзная нам Пруссия уже разбита, Австрия в испуге ждет своей очереди, а хитрая Англия смотрит да подзадоривает, чтоб от себя врага отвлечь. Мистер Нокс, умный старик, у которого я учился в Лондоне, еще тогда говорил, что только Россия с Англией вместе могут сломить хребет французам. Теперь же у них еще и редкий полководец Наполеон объявился…

Когда допивали кофей, Непейцын спросил:

— А скажи, Алексей Михайлович, как от сословия оружейников Доброхотову разрешение получить со мной уехать, чтоб в Академию художеств определиться?

— Посоветую тебе самому со старшиной его цеха поговорить. Да не сказывай, что может на завод не воротиться. Пусть дадут временную отпускную для науки. Такие случаи бывали. Тогда и платить цеху не так много придется, как если б навсегда уходил.

— Я заплачу все, что надобно, — сказал Непейцын.

— Не только в деньгах дело, — возразил Сурнин. — Для его же пользы с сословием оружейников пуповины не обрезать, пока вполне на ноги не встанет. Не ровен час — отсюда выписали, туда еще не зачислили, а тут рекрутский набор или иная напасть. Как царскому оружейнику, ему ото всего льгота… Ну-с, кум дорогой, поговорили, подкрепился я, а теперь, раз от жены отпускную получил…

— Куда ж ты?

— Забыл? Нонче первый кулачный бой на Упе. Заводские с мещанами сходятся. Как такое зрелище пропустить? Цирк римский, гладиаторы наших дней…

— Разве в сию зиму еще не бывало? То-то мой Фома без единого синяка на роже ходит, — засмеялся Сергей Васильевич. — Вот увезу его отсюда, и сразу городской стороне важный ущерб нанесу.

— Да уж, твой Фома как в былине: «Где махнет, там улочка…» Таких в Англии на руках носят, из него новый Жаксон вышел бы, боксер прославленный. Каждый раз любуюсь, когда «звонаря» дает.

— Что за «звонарь» еще?

— Не знаешь? У кулачников тоже термины: в шею ударить — «блоху убить», в ухо — «дать звонаря», в живот — «гриба положить».

— Как хочешь, Алексей Михайлович, но здесь я против твоих возлюбленных англичан с их боксом, за наших неграмотных кулачников, — сказал Непейцын. — Там двое бьются для потехи сотен, которые глазеют, подзадоривают, заклады ставят, кто кому во сколько минут кости сломит. Наши же раз в неделю, в воскресенье, да и то зимой только, для разминки стенка на стенку…

— Хороша разминка! — развел руками Сурнин. — Вот и видно, что ты на сии зрелища николи толком не смотрел. А членовредительство, почитай, на каждом бывает. Но наше, спору нет, красивей и без денежных закладов. Однако азарту тоже довольно и городу всему развлечение, начиная с пролога, с поединка мальчишек, и до боя подлинного, остервенелого, кровопролитного. Были б у нас театры, как в столицах, или собрания, клубы какие, где в шашки, в шахматы, на бильярде сыграть, за разговором дружественным чаю, кофею в компании выпить, «Ведомости» почитать, дело б иное… Но даже для образованных людей такого нет, а для простолюдинов только церкви да кабаки. Еще в Туле нашей у мастеровых отдушина для внутренних сил исконная существует: поделки искусные на продажу — шкатулки, перстеньки, приборы письменные, вся та красота, на которую друг наш Павлуша посягнуть хочет, посадивши туляков на одну ковку ружей да сабель.