Дороги Рагнара Ворона - [20]
— Сейчас я выну твой кляп, но, если ты крикнешь, я выколю тебе оба глаза, — сказал он.
Мальчишка не удостоил его даже взглядом.
— Ты меня слышал, — спокойно сказал Грольф и, опустившись на корточки, вынул кляп изо рта Гуннара. Тот сразу же вцепился в ладонь викинга зубами, мотая головой, как собака, когда она ломает хребет крысы. Грольф не издал ни звука, а просто дернул руку к себе. Потекла кровь. Грольф даже не поморщился.
— Ты знаешь, кто твой отец? — мягко, рассчитано оскорбительно спросил викинг, способный заставить говорить кого угодно.
— Мой отец — Торир! И он заставит тебя сожрать твои же кишки, проклятая выдра! — гордо сказал Гуннар.
— Торир? Тот самый Торир, седоватый толстяк?
— Мой отец поседел в походах! А не отсиживаясь на берегу! — прорычал Гуннар.
— Хорошо. Пусть так. Но мне, нам, нужно узнать, куда и когда ушел Рагнар Ворон. И я заставлю тебя сказать.
— Попробуй, — гордо сказал мальчишка.
Скала усмехнулся и сжал пальцы Гуннара в своем железном кулаке. Захрустели кости. Гуннар скривился от боли, но молчал.
— Парень, — ласково сказал Грольф, — ты, конечно, смел. Но поверь мне, я разговорю тебя. У нас есть время, есть дрова для костра, есть все, что понадобится. Но я сделаю иначе. — И Грольф стянул с Гуннара штаны.
— Я отрежу тебе твой срам, прижгу рану, чтобы ты не умер, и отпущу, попробую поймать кого-то поразговорчивее. Что скажет твой отец, когда ты, викинг и сын викинга, станешь среднеполым? Новых детей у него не будет. А Рагнара мы найдем. И тогда никто не поверит, что не ты продал его.
Гуннар молчал, но в глазах его плеснулся ужас.
— Есть второй путь, — продолжил Грольф, — ты поклянешься именем отца, матери и Одином, что скажешь мне правду, скажешь ее, и я убью тебя. Мечом. Ты умрешь с мечом в руках. Ты попадешь в Валгаллу. Рагнар попадет туда же. А Ториру будет утешение в старости.
Гуннар задумался. Он готов был бы терпеть боль, но не позор, тем более, такой страшный, как тот, что описал Грольф.
— Клянусь именами отца и матери, а также Одином, что скажу правду.
— Мужской выбор! — сказал Грольф одобрительно.
— Рагнар Ворон ушел из Норддалса вчера днем, держа путь в горы. Вон туда — мальчишка махнул головой. — А теперь развяжите руки!
— С чего бы? — спросил Грольф, остальные ублюдки заулыбались, предвкушая потеху. — Разве я чем-то клялся? Нет, мальчик, ты умрешь, как бонд, как житель низкой земли, став забавой викинга. Я вовсе не хочу пустить сына Торира в Валгаллу! — И Грольф поднял его над головой и бросил в водопад. Без единого звука Гуннар исчез в брызгах потока, падавшего со скал. Грольф посмотрел в водопад и рассмеялся. Остальные подхватили его смех.
— Привет Ториру, — сказал Грач и пятеро снова рассмеялись.
— Однако, рассиживаться нечего, — сказал Грольф. И слуги Хрольфа пошли за своими лошадьми. Скоро они уже скакали к горам, в направлении, указанном Гуннаром, сыном Торира.
Рагнар же, перейдя ущелье и взобравшись на гору, остановился. Приближалась ночь, и пора было подумать о ночлеге. Ворону не раз приходилось ночевать в горах, но теперь за ним шла погоня, а может статься, и не одна. Поэтому к устройству ночлега надо было подойти как можно серьезнее. В конце концов, Ворон был вынужден снова спуститься назад по лесистой горе, к примеченной ранее пещерке. Он прошел до ее конца и развел маленький костерок, незаметный из долины. Привалился к стене, развязал мешок, и вдруг какое-то маленькое животное прыгнуло на камень, на который он пристроил свое оружие. Зверек, не похожий ни на одного из знакомых Рагнару зверей, светло-бежевого цвета и с длинными мохнатыми ушками, не боясь человека, сел на задние лапки и произнес скрипучим голосом несколько слов. Рагнар прислушался. Зверек говорил не по-норвежски, но Рагнар знал этот язык. Это был язык словен, в чьих землях Ворон бывал много раз, то находником, то купцом, провел там немало времени и даже имел друзей. Он заговорил по-словенски, почему-то совсем не удивившись тому, что зверек говорит по-человечьи.
— Ты кто?
— Я Дворовый! — важно ответил зверек скрипучим голосом.
— Что это значит?
— Хозяйство людское блюду, дом стерегу, пожар упреждаю, скотину обихаживаю! — Гордо сказало маленькое существо. Рагнар призадумался, уж не спит ли он? И он снова, как в доме Старого Бю, ущипнул себя за руку. Боль подтвердила, что он не спит.
— А у нас ты как оказался? Здесь нет словенских печищ.
— Это не я оказался! Это ваши люди наше печище зорили и хлебный ларь к лодье понесли, а я за тот ларь уцепился! — сердито сказал Дворовый.
— Такой жадный? — усмехнулся Рагнар.
— Он не свое нес, а я за свое стоял! — совсем рассердился дворовый.
— Дело. А что тебе от меня надобно, Дворовый?
— Возьми меня с собой! — умоляюще сказал Дворовый. — Я не леший, не оборотень, чтобы по горам без дела баглайничать! Я тут пропаду! Мне у людей жить надо, возьми! А я стану за твоим домом смотреть! Я все в порядок приведу, что и не в порядке было.
— Да я даже не знаю, будет ли у меня еще дом. Меня убить могут, охотятся за мной. Сильные люди охотятся, — сказал Ворон. Дворового ему было жалко, но пообещать ему того, о чем так мечтал бедняга, он не мог.
В нашем мире Ферзь жил и убивал по самурайскому Кодексу чести.Дорога смерти была его дорогой. Он не знал, каким будет финал, но знал точно – смерть уже близко.Древнее языческое волшебство подарило ему еще одну жизнь.На этот раз – в Древней Руси. И оказалось, что деревянный меч субурито, которым в совершенстве владел Ферзь, ничуть не уступает стальным клинкам княжьих дружинников.И мечам их врагов…
Роман о жизни и приключениях великого Редхарда по прозвищу «Враг-с-улыбкой». Фентези. «Меча и колдовства». Без попаданца. Совсем. Попаданца нет. Вообще. Ни спецназовца, ни Мэри Сью, ни ПТУ-шника-дегенерата, ставшего императором всея Эльфийския Королевства. Простой охотник на нежить. И на нечисть. Не идейный, работает за золото. Страдает потерей памяти. Точнее, у него потеря памяти, но сам он от этого не страдает, ему просто наплевать. О его приключениях в выдуманном мною мире, собственно, сам роман. P.S. Попаданца нет. Совсем.
И именно там нам навстречу выскочил единорог. Один. … Он выскочил на лужайку, сверкая, как кипящее серебро — на последнем луче уходящего спать Солнца повис, казалось, отделившийся от его лба витой рог. Он был прекрасен. Я не видел драконов, но думаю, что и они, и единороги — как и некоторые другие, как Ланон Ши — это то, что человек всегда сопровождает словами: «Я онемел». А я нет. Кипящее серебро его боков, сине-зеленый ремень вздыбленной по хребту шерсти, сапфирово-светящийся рог ошеломили меня и я негромко выдохнул: «На таком пахать впору».
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.