Дорогая, я дома - [55]
– Привет, мама, – я присаживаюсь рядом, растекаюсь по стулу. Перед свиданием с матерью я колебался между коксом и герой, выбрал все-таки героин.
– Карстен! – Она тянется через стол обнимать меня, но не получается – тогда просто сжимает мои руки и садится обратно. – Ты такой усталый… Что, учеба?
– Учеба, – отвечаю я.
– Что будешь есть? Я заказала бутылку вина, моего любимого… Помнишь, у отца было, в погребе?
– Мама, я не хочу вина! – При мысли об алкоголе меня передергивает. – Возьми мне воды…
– Надо же, мне кажется, ты раньше любил… Хорошо, возьму воды, как хочешь…
Она подзывает официанта, который безошибочно определил главного за столом и заговорил с матерью. Немолодая дорого одетая женщина и студент в типичном студенческом шмотье – конечно, мать и сын. Впрочем, могли быть еще жиголо и его клиентка. Я мысленно представляю себя со стороны – в волнах героина это получается на удивление отчетливо. Нет, не похож. У меня не то лицо. Не то для жиголо и вообще не то.
– Я есть не буду, мама… Не хочу…
– Карстен, ты что? Ты такой худой, усталый. Возьми что-нибудь…
– Хорошо, салат.
– Салат… Какой? – спросил официант.
– Какой-нибудь. Маленький.
В этот момент зазвонил телефон. Я его вытащил и хотел сбросить – но в последний момент увидел, что звонит Дуглас.
Мать с официантом изучают меню, она, должно быть, выбирает мне салат.
– Здорово, Карстен! Ну как ты?
– Нормально, – отвечаю я, – ужинаю с мамой. Ты как? Мы же с тобой встречаемся завтра.
– Ну да, да… – Голос Дугласа звучит неуверенно. – Карстен, тут это… Марк… передознулся.
– Марк? – спросил я. Какое-то мокрое, липкое воспоминание. – Марк… Какой Марк?
– Ты сегодня с ним был. Я думал, ты вообще с ним…
– Да брось, Дуглас. Я, с Марком?! – Я смотрю на маму через стол. – Мне неудобно говорить, но, Дуглас… это дурацкая идея.
– Карстен! – Голос на том конце звучал задумчиво. – Кар-стен, ты последний его видел… Он тебе ничего не говорил? Ты ничего не знаешь?
– Не знаю, – отвечаю я, – может, он просто хотел перезагрузиться.
– Перезагрузиться?
– Да. Как компьютер – бац, перезагрузился, и он теперь где-то в другом месте, типа Марк-два-ноль. Дуглас, где мы завтра встретимся?
– Карстен, ты идиот! – Дуглас зло шипит в трубку. – Вы, фашисты, все такие идиоты. Ты последний его видел, и ты теперь говоришь мне эту хуйню!
– Дуглас! – зову я, забыв про мать и про ресторан. – Дуглас, погоди! Я не это имел в виду. Так завтра?
– Иди на хуй!
В трубке раздаются гудки. Я оглядываюсь – мать сидит напротив, ждет, пока я закончу.
– Твой друг? – спросила она.
– Так, – ответил я, – из университета…
– Что-то случилось? С компьютером?
– Ничего страшного. Посоветовал перезагрузиться.
Мы замолчали, я оглядывал зал, медленно двигавшихся официантов, посетителей, одетых в белое. Мать и сын беседуют. Ужасно захотелось кокаина.
– Ты всегда разбирался в компьютерах. Я думала, ты будешь программистом. Зачем тебе эти психология, философия?
– Мама, я не разбираюсь в компьютерах. Я их включаю и выключаю. Это все.
– Ты был таким необычным… Все мои друзья говорили, что ты талантлив, что из тебя что-то выйдет.
Она мечтательно смотрит на меня. Без героина я бы не выдержал этого взгляда, – на моих глазах железная провинциалка, захомутавшая когда-то моего отца и отсудившая по разводу неплохие деньги, становилась сентиментальной клушей.
– Я так хотела, чтобы ты был другим. Посылала тебя во все эти школы… Я в твоем возрасте не видела ничего, кроме родного Трира. Мне казалось, там, за Мозелем, начинается другая жизнь…
– Мама, ладно… Что делает Сьюзен?
– Пошла за покупками. Насилу от нее отделалась. Хотела посидеть с тобой наедине. Что ты делаешь завтра? Покажешь мне свою квартиру?
– Да, конечно, извини, мама, я в туалет…
Слава богу, в «Хилтоне Мельбурн» в кабинках сливные бачки. Не надо нагибаться к крышке. Хотя в настоящих гранд-отелях есть еще и полочки. Все для клиента. «Хилтон» – дешевка.
Я вдыхаю последнюю линию, комкаю пакетик и кидаю в рот. Кокаиновая горечь на языке. Идешь на встречу с матерью – выбери правильный наркотик. Это все о том же. Возвращаясь к столику, привычно замечаю, как походка набирает пружинистость.
На столе уже стоит салат. Мама ковыряет свое карпаччо.
– Ну так что Сьюзен, мама?
– Сьюзен? Что Сьюзен… Спрашивает все время про тебя. А я не знаю, что ей рассказывать. Я сама ничего не знаю. Ты был у отца – как он?
– Нормально. По-моему, ему хорошо.
– Ну и слава богу. Про меня не спрашивал?
– Нет.
Тишина. Мама жует, отпивает вино из бокала. Я залпом глотаю стакан воды, салат остается нетронутым.
– Карстен, чем ты занимаешься?
– Мама, я учусь. Много.
– Нет, это ты уже говорил. Я не понимаю толком, чему ты учишься, но ладно. Я про другое.
– Что другое?
– Ты же делаешь что-то другое. – Она вздыхает, и я вижу, что ее лицо осунулось, она все-таки постарела, словно бы только что, прямо здесь. – Раньше ты писал музыку. Играл на гитаре. Я тебе учителя по фортепьяно таскала. Ты учил французский. Я понимала, чем ты живешь. А теперь? Ты только просишь денег и говоришь, что учишься. Я чувствую, что ты… исчезаешь куда-то. Что меня просто нет в твоей жизни.
– Мама, какая ерунда! – Я убираю руки под стол, разминаю кисти. Кокаин действует.
«Роман с автоматом» – это история любви. К женщине и к оружию, красоте и насилию. Это история ненависти – к правым и левым, русским и нерусским, немцам и приезжим. История о том, как все эти силы и чувства встретились в городе Берлине – единственном месте в Европе, где сегодня все это могло смешаться так причудливо и непоправимо.
Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
В новом романе бесстрашный талант Кирилла Рябова опускается к новым глубинам человеческого отчаяния. Главный герой книги получит от жизни все удары, которые только можно получить: у него умирает жена, с этого его несчастья только начинаются… Впрочем, все это для того, чтобы, пройдя подводными норами мрачной иронии, вынырнуть к свету и надежде.
Воспоминания В. Л. Топорова (1946–2013) — знаменитого переводчика и публициста — посвящены в основном литературной жизни позднего СССР. В объектив мемуариста попадают десятки фигур современников от Бродского до Собчака — но главная ценность этой книги в другом. Она представляет собой панорамный портрет эпохи, написанный человеком выдающегося ума, уникальной эрудиции и беспримерного остроумия. Именно это делает «Двойное дно» одной из лучших мемуарных книг конца XX века.
Настоящее издание возвращает читателю пропущенный шедевр русской прозы XX века. Написанный в 1970–1980-е, изданный в начале 1990-х, роман «Мальчик» остался почти незамеченным в потоке возвращенной литературы тех лет. Через без малого тридцать лет он сам становится возвращенной литературой, чтобы занять принадлежащее ему по праву место среди лучших романов, написанных по-русски в прошлом столетии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Загадочные события, разворачивающиеся в закрытом городе Покров-17 Калужской области в октябре 1993 года, каким-то образом связаны с боями, проходившими здесь в декабре 1941-го. И лично с главным героем романа, столичным писателем и журналистом, которого редакция отправляет в Покров-17 с ответственным заданием. Новый захватывающий триллер от автора «Калиновой ямы» и «Четверо», финалиста премии «Национальный бестселлер», неподражаемого Александра Пелевина.