Дорогая мамуля - [20]

– Скажи уж лучше, я чуть было не продулась. Но в конце все-таки выправилась. Боже, до чего же я рада, что все уже позади! – Пибоди наконец сумела улыбнуться по-настоящему. – Спасибо, что были здесь со мной, – сказала она Еве.

– Без проблем. – Ева проверила время. – Так и так смене конец через пару часов. Возьми личное время и гуляй себе.

– Да я в порядке. Я…

– Все равно ничего на горизонте нет. – Тут Ева заметила спешащую к ним Надин Ферст, звезду телевизионного «Канала 75». Высоченные каблуки ее сапожек звонко цокали по плиткам пола. По пятам за ней следовал оператор с камерой. – По крайней мере, ничего официального.

– Вот и она. Как все прошло, Пибоди?

– Ну, мне кажется, все прошло хорошо.

– Выдержишь небольшое интервью?

Ева из принципа хотела было протестовать, но остановила себя. Пожалуй, Пибоди будет даже полезно высказаться вне зала судебного заседания. А Надин можно доверять.

– Да вроде бы да. Без проблем. Все нормально.

– На улице паршиво, но на экране будет лучше смотреться, если мы устроим это на ступенях суда. Отдай мне свою девочку, Макнаб.

– Нет! Могу разве что одолжить.

– Даллас, я с нетерпением жду завтрашнего вечера. – Они все вместе направились к выходу. – Тебе бы я тоже задала пару вопросов. Трезвый, беспристрастный взгляд. «Мы служим закону. Мы восстанавливаем справедливость». Что-то в этом роде.

– Нет, пусть выступит Пибоди. Это ее шоу. Возьми личное время, – повторила Ева, повернувшись к Пибоди.

Бросив взгляд на небо, она начала спускаться по ступеням здания суда. У подножия она обернулась и взглянула наверх. Надин была права: Пибоди на ступенях суда смотрелась очень эффектно. А на экране будет еще эффектнее. Это было нечто такое, что Пибоди, наверное, хотела бы показать своей семье. И ее семье, наверное, будет приятно увидеть, как она стоит и говорит о служебном долге и торжестве закона.

Поскольку ей самой нравилось на это смотреть, Ева задержалась на несколько минут. Она снова повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть уличное ограбление.

– Моя сумка! Моя сумка!

– А, черт! – пробормотала Ева и бросилась наперерез убегавшему вору.

Надин устремилась вниз по ступеням, рискуя сломать себе шею.

– Держи ее! – крикнула она оператору. – Не теряй ее, держи в кадре! Нет, ты посмотри, как она бежит! – Когда Пибоди и Макнаб вихрем пронеслись мимо, Надин заплясала от нетерпения на ступенях суда. – Не теряй их, ради всего святого!

В длинноногом грабителе было шесть футов роста, прикинула Ева, и добрых сто девяносто фунтов веса. Он сшибал прохожих на своем пути, а ей приходилось перепрыгивать через поверженные тела.

Ее пальто развевалось на ветру и хлопало, как бич.

Она не стала тратить силы, приказывая ему остановиться, не стала кричать, что она офицер полиции. Она встретилась с ним взглядом – как с Селиной, – и он все понял.

Он схватил на углу лоток на колесах – вместе с лоточником – и толкнул. Сосиски разлетелись в стороны, жестянки с напитками покатились по тротуару и начали взрываться.

Ева уклонилась от прохожего, которого вор буквально швырнул на нее. Он тут же швырнул другого. Она опять успела отскочить. Измерив на глаз расстояние, она наддала ходу и сшибла его подсечкой. Они оба заскользили по мокрому тротуару к мостовой и остановились в дюйме от двухэтажного автобуса, оглушительно взвизгнувшего тормозами.

Поврежденное бедро Евы тоже завопило от боли.

Он сумел врезать ей разок, пока она уворачивалась от скрежещущих колес. Ева ощутила вкус крови во рту, когда его локоть заехал ей в подбородок.

– А вот это было глупо, – сказала Ева, заломив ему руки за спину и надевая наручники. – Это было очень глупо. Теперь ты навесил себе нападение на офицера при исполнении. И это не считая всего остального.

– А ты не говорила, что коп. Откуда мне было знать? И потом, ты за мной гналась. Чуть под автобус не спихнула. Полицейская жестокость! – Он выкрикнул это, вскидываясь всем телом и пытаясь найти взглядом хоть одного сочувствующего прохожего. – Я иду по своим делам, а ты убить меня хочешь.

– Идешь по своим делам? – Ева повернула голову и сплюнула кровь. Что ж, по крайней мере, пульсирующая болью челюсть отвлекла ее от наливающегося пламенем бедра. Она дернула и вырвала у него сумку – вместе с другими тремя и еще несколькими бумажниками. – Неплохой улов, – заметила она.

Он сел и философски пожал плечами.

– Праздники. Народ на улицу так и прет, будто там медом намазано. Слушай, не вешай на меня нападение, а? Ну давай, не вредничай. Я же не со зла. Это рефлекс.

Ева осторожно потрогала челюсть.

– Хорошие у тебя рефлексы.

– А ты здорово бегаешь, должен признать.

Ева откинула со лба намокшие волосы. Тут подбежали Пибоди и Макнаб.

– Разгоните толпу и вызовите сюда патрульную машину, пусть заберут этого парня. Уличный грабеж, множество эпизодов. Ради грядущего Рождества я не буду выдвигать обвинение в нападении.

– Вот спасибо!

– А ну уберите от меня камеру! – рявкнула Ева. Макнаб занялся сбором сумок и бумажников.

– У вас губа рассечена, лейтенант, кровь идет.

– Чепуха! – Она стерла кровь. – Черт, я себе язык прикусила.

– Машина едет, – доложила Пибоди. – Это был классный бег с препятствиями. Барьерами служили тела пешеходов.