Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [12]

После одного особенно долгого и изнурительного перехода, мы снова оказались на лавках, на этот раз на занятии по выживанию. Инструктор вышел на деревянный помост, держа в руках белого кролика, и пока говорил, он неторопливо прохаживался от одного конца помоста к другому, нежно поглаживал зверька.

— Джентльмены, сейчас вы на занятии по выживанию, другими словами занятии о том, как остаться в живых. Если вы окажитесь оторванными от своего подразделения, особенно на вражеской территории, у вас есть два варианта — сдаться и погибнуть или использовать свою голову и хитрость, чтобы остаться в живых. Я предлагаю вам на занятиях внимательно слушать.

Он мог нам этого и не говорить. Его мягкие, обходительные, манеры и очевидная привязанность к кролику привлекли всеобщее внимание. Он добрался до центра помоста и замолчал, как и все мы. Внезапно его правая рука ударила по задней части головы кролика в стиле каратэ, мгновенно сломав шею животному. Кролик обмяк, кровь заструилась из носа. Инструктор поднял животное и позволил небольшому количеству крови затечь себе в рот. Вытерев тыльной стороной ладони остатки крови с своего лица и, оставив кролика истекать кровью на помосте, он потянулся за своим штык-ножом. Потом он разрезал и снял шкурку одним куском и, держа тушу в одной руке и шкуру в другой, поднял их высоко в воздух. Мы сидели загипнотизированные.

— Выживание, джентльмены, означает, что ничего из этого или любого другого существа, которое вам удастся поймать, выбрасывать нельзя. Очевидно, что мясо съедобно, но также важна каждая часть животного: глаза, мозги, костный мозг, и другие внутренние органы. Если вы оказались в тылу врага, о разведении костра не может быть и речи. Вы будете кушать все эти вкусности сырыми, и если вы провели несколько дней без еды, они окажутся на вкус лучше, чем вам кажется в настоящее время.

Он опустил тушку вниз и пошел к краю помоста. На руке его была шерсть.

— Мне нужен доброволец. — Никто даже не шелохнулся. Потом он указал на парня в первом ряду. — Ты доброволец. Поднимись сюда и сними свой правый ботинок.

Выбранный добровольно-принудительным способом морпех вышел на сцену и начал расшнуровывать свой ботинок, в то время как инструктор подготовил шкурку.

— Ложись на спину, морпех, и подними правую ногу вверх. — Он обернул шкурку вокруг босой ноги мехом внутрь, быстро и ловко вытащил в определенных местах лапы из шкурки, и связал их вместе. Он просто сделал мокасин. Мы все были чрезвычайно впечатлены такой наглядной и ужасной демонстрацией.

Остальная часть его занятия явилась подробным описанием того, как устанавливать силки, и какие виды растительности можно безопасно употреблять в пищу.

— Волосы, — говорил он, — не усваиваются, но ногти вполне, и они должны откусываться и проглатываться по мере их роста.

Интересно, в каком отчаянном состоянии должен оказаться человек, чтобы он начал поедать себя сам, начиная с ногтей.

* * *

16-й взвод

Рота «W»

3-й батальон

2-й учебный пехотный полк

Кэмп-Пендлтон, Калифорния

24 ноября 1968 г.

Дорогая мамочка,

Думаю, все злятся на меня из-за моих писем. Я не один, кто жалуется, но последние две недели были самыми тяжелыми в моей жизни. Не буду утомлять вас подробностями, но если инструкторы захотят, то могут заставить вас думать, что лучше бы умереть. Я действительно был не в том настроении, чтобы написать разумное письмо. Впрочем, хватит об этом.

Мы еще не знаем, когда мы окажемся дома. Это должно случится ближе к Рождеству, и ходят слухи, что нам не придется отправляться прямо во Вьетнам — по ходу, у них есть куча других морских пехотинцев, и нас могут задержать на некоторое время.

Добро, мам, я должен проверить своих ребят, готовы ли они к походу в прачечную. Береги себя и передавай бабуле и Лауре привет.

С любовью,

Джо

* * *

Обучение в учебном полку заканчивалось занятием с боевой стрельбой, и никто с этим никогда не шутил. Все, что нам было известно, — так это то, что любой возвращался с этих занятий изменившимся. Когда мы проходили мимо бункера с пулеметом, я увидел, что он установлен на регулируемом по высоте станке, чтобы пули летели выше на пять или шесть футов. Я даже вздохнул с облегчением, — его могли установить ниже, гораздо ниже. Однако мой оптимизм улетучился, когда я увидел само учебное поле. Это был полигон длиной около двух сотен футов и шириной футов сто, на котором повсюду под разными углами и на различной высоте была натянута колючая проволока, и там и сям были отрыты неглубокие воронки, окаймленные мешками с песком.

Перед выходом на поле один из командиров проинструктировал нас. Было так тихо, что если бы он шептал, то его бы слышала вся рота. Когда первый взвод был готов выйти на поле, остальные должны были отойти за пределы видимости полигона. Пока тянулось утро, мне нужно было обо всем догадаться, и время, которое требовалось каждому взводу, чтобы пройти упражнение, оказалось гораздо большим, чем я ожидал. Командиры также были осторожны, и не разрешали ожидающим смотреть на тех, кто проходил упражнение. Мой взвод нервно прождал четыре часа, пока три других взвода отправлялись на учебное поле, и только перерывы в звуках взрывов и пулеметных очередей свидетельствовали о том, что поле готово снова.