Дорогами войны, 1941–1945 - [14]

В пределах площади меня часто останавливали работники НКВД, придирчиво проверяли мое удостоверение личности, недоверчиво вглядывались в мое молодое лицо, на всего один кубик в петлицах – отличительный знак младшего лейтенанта в то время – и столь значительную повязку. Мне отдавали честь и беспрепятственно пропускали дальше.

Осмелев и освоившись с новой должностью, я захотел лучше рассмотреть руководителей правительства и стал пробираться поближе к трибуне. Меня, конечно, туда близко не пустили и вежливо завернули назад. Мой пропуск там не годился. Специальная охрана плотно перекрыла все подступы к трибуне. После того как Ворошилов объехал войска и поздравил их с праздником, начался торжественный марш стрелковых частей дивизии. Я заспешил к шоферам дать информацию и сделать последний инструктаж. Меня вдруг охватило волнение огромной ответственности: «Успеют ли все быстро прибежать назад и занять места в машинах? Как быть, если в какой-нибудь машине забарахлит мотор и она остановится? Ведь это провал!» Собрав группу водителей, решил с ними посоветоваться и высказать им свои опасения.

– Не беспокойтесь, товарищ младший лейтенант, – успокоили они меня, – машины не подведут, мы все проверили и перепроверили. И машины нестарые. Будьте спокойны, пройдем колесо в колесо.

Я все же сам проверил наличие тросов на случай неожиданностей и приказал вызвать еще одну машину технического обеспечения.

Закончилось прохождение мимо трибун стрелковых полков и легких танков, приготовилась к вступлению на площадь артиллерия. Я занял заранее выбранное место и непрерывно напоминал проезжающим расчетам, чтобы во весь дух мчались назад. Моя мотопехота меня не подвела. Вернувшись к машинам, я увидел их уже заполненными.

Никаких указаний о моем месте в колонне мотопехоты я не получал и, подумав, решил ехать не в кабине, а в кузове, на первой скамье правофлангового грузовика, чтобы иметь хороший обзор движения колонны, а заодно получше разглядеть членов правительства. Стоит ли говорить о том, что мне хотелось быть на виду, я видел, что прохождение частей мимо трибуны снимается фоторепортерами и кинооператорами. «Кто знает, может, меня увидят родители», – подумал я.

Последние секунды ожидания. Я поднялся с места, махнул рукой – дал условный знак для начала движения, сел на место, и колонна выехала из прилегающей улицы на площадь.

Машины шли по четыре в ряд на малой скорости. Прохождение по площади мотопехоты, которая только начала вводиться в армии в предвоенные годы, было зрелищем весьма впечатляющим.

Колонна приближалась к трибуне, на которой находились руководители партии и правительства, среди которых я узнал М.И. Калинина и К.Е. Ворошилова. Рядом с трибуной, на специально отведенном месте, стояли дипломаты и военные атташе. Я обратил внимание на японского военного атташе, который удивленно впился глазами в нашу колонну.

Операторы кинохроники стрекотали своими камерами, фоторепортеры щелкали аппаратами, а мы шепотом, стараясь не шевелить губами, застыв как изваяния, обменивались впечатлениями об этом событии. Солдат распирала радость, что они теперь запечатлены навечно, что их УВИДИТ вся страна, а может быть, и родные.

Колонна прошла по площади ровно и свернула на прилегающую улицу. Младшие командиры отдали распоряжения о дальнейшем следовании солдат в подразделения, вместе со мной спрыгнули на землю и решили пройтись немного пешком среди гражданских людей, взглянуть на изготовившиеся к прохождению мимо трибун праздничные колонны демонстрантов. У каждого из нас была, конечно, мыслишка показаться людям в новом парадном обмундировании. Подтянутые, щеголеватые, мы шли едва не строевым шагом. Наше настроение было сверхпарадное.

В это время раздался могучий рокот приближающихся самолетов – прохождением авиации завершался военный парад. Все устремили свои взоры на небо и с удивлением увидели, как на город надвигается целая армада самолетов. Они надвигались эскадрильями без значительных промежутков, шли иногда в два-три яруса. Трудно передать волнение, охватившее меня и каждого человека на улице в этот момент. Враг стоял в нескольких десятках километров от столицы, захватил огромную территорию нашей страны, и вдруг все увидели силу нашего воздушного флота. Увидели и не могли понять, как же может немецкая армия идти столь беспрепятственно вглубь нашей страны. Мне казалось, что если бы такое количество самолетов, которое летит над городом, обрушило на головы врага даже по одной бомбе, то земля должна была бы встать стеной и поглотить все живое. Действительно, наши силы неисчислимы. А самолеты все шли и шли, как набегают на берег морские волны.

Никто тогда не знал, что, для того чтобы показать народу и дипломатическому корпусу воздушную мощь нашей армии, подкрепить каждодневные утверждения о неисчислимости наших ресурсов, пришлось пойти на хитрость. Были собраны способные подниматься в воздух самолеты всех старых конструкций из Приволжского, Уральского, Сибирского, Среднеазиатского военных округов. Эта мобилизация всей военной техники позволила тогда набрать всего несколько сот самолетов. Авиационным штабам пришлось основательно поработать, чтобы спланировать прохождение самолетов разных марок, с разными скоростями. Все это стало известно только через двадцать пять лет после войны из рассказа маршала авиации Вершинина, опубликованного в газете «Неделя». В его статье ничего не сообщается, что при воздушном параде над городом была устроена карусель, как в случае с мотопехотой на площади. Но я до сих пор не исключаю такой возможности, потому что воздушный парад продолжался, по нашим понятиям, довольно долго. Мы уже гуляли по улицам, а над городом самолеты шли и шли волнами: истребители, легкие бомбардировщики, средние, тяжелые в два, три яруса. Обсуждая с товарищами этот заключительный аккорд военного парада, мы укрепились в мысли, что война действительно только еще начинается.