Дорогами тысячелетий. Том 3 - [7]

Где мы можем встретить агафирсов еще? Оказывается, на Делосе у алтаря Аполлона. «И с шумом алтарь окружают толпы дриопов, критян и раскрашенных агафирсов», — пишет Вергилий в «Энеиде». Агафирсы не только участвуют в обрядовых празднествах, посвященных «пришельцу с севера», но делают это совместно с нашим старым знакомым, Энеем. Необыкновенно интересна связь агафирсов, как и славян в целом, с Фракией. По всей видимости, пришло время всерьез признать существование на определенном этапе славяно-фракийской общности. Вспомним хотя бы фракийского царя Реза с его войском, защищавшим Трою, да и то, что многие переселенцы из Троады перебирались на фракийских кораблях в новые места обитания. Мы не ставим перед собой задачи вычленения из праславянской массы отдельных составных частей, имевших на определенном этапе свой путь развития. Важно то, что другие этносы в зоне влияния сливались с коренным населением прародины славян, впитывали в себя элементы культуры (закономерно, шел и обратный процесс) и в дальнейшем уже являлись распространителями этих элементов наряду с самими праславянами. Прокопий Кесарийский в «Войне с готами» писал, что анты и славяне были когда-то одним народом, что в древности славян называли спорами — «рассеянными». Он приводит свою трактовку названия. Но вероятнее будет предположить, что «рассеянны» славяне не потому, что «живут отдельными поселками», ведь так жили и другие народы, а потому, что они рассеяны по земле, по другим странам. А это могло происходить в результате постоянного проникновения праславян в другие этносы, разноэтические образования. Вся трудность розыска представителей «праславянства» объясняется тем, что оно было бесписьменным, и потому собственные этнонимы не сохранились. В историю же народов, обладавших письменностью, «праславяне» входили, как и другие бесписьменные народы, под различными и часто менявшимися названиями. Вторая главная причина заключается в том, что праславянам было свойственно трупосожжение на протяжении двух с половиной тысячелетий — это существенно затрудняет работу антропологов. И тем не менее по мере развития науки история протославян — праславян-славян не только раздвигает свои временные рамки, но и расширяет географические границы.

Таким образом, и этническая цепочка: энеты — венеты — праславяне Подунавья — венеды — сколоты, и географическая: Малая Азия — Эгеида — Балканский полуостров — Северная Италия — побережье Балтики — Поднепровье — Северное Причерноморье, замыкаются. В центре замкнутой цепи на огромных пространствах раскинулась древняя родина славян с культом Лады — Лели — Кополо, глубоко архаичным по своему характеру. В восточной, южной и западной пограничных зонах этой области почитаются более «современные» Лето — Артемида — Аполлон. Чем же объясняется разница между божествами и их культами, если они имеют общие корни? По Б. А. Рыбакову — «расщеплением единства, благодаря вовлечению в разные сферы влияния». И, конечно же, упомянутым расслоением самих праславян. Для тех, кто остался на родине, Кополо по-прежнему мирный бог, отвечающий за плодородие, скот, благосостояние и солнечный свет. Переселенцы же добавляют старому божеству новые качества. Французский исследователь Ж. Дюмезиль делит всех основных богов индоевропейского пантеона на три группы, соответствующие основным их носителям внутри племени. Первая — боги магии, культа и закона, вторая — боги насилия, физической силы, войны, третья — боги плодородия, материальных благ и здоровья. На практике все обстояло гораздо сложнее, выбивалось из схем. И часто «бог-труженик» превращался по совместительству в «бога-воина» — божества теряли свои функции, приобретали новые или же совмещали и те и другие. Видимо, так случилось и с Кололо— знаменем переселенцев. Для них самих он оставался добрым богом, заботящемся о благосостоянии и здоровье. И одновременно он же, как «бог-воин», вел их в походах. Для племен же, подвергшихся экспансии с севера, Кополо был тем самым «губителем», каким запомнился «микенским грекам». Но прошли сотни лет, и в сознании потомков смешавшихся аборигенов и переселенцев действует уже нечто обобщенное: Аполло, который сразу и губитель, и целитель, и свой, и чужак. Память спластовалась, выковала странный, не объяснимый, с точки зрения эволюции, на местной почве образ. Усиливается этот образ тем, что почти одновременно попадает в Эигеду и с востока, из Малой Азии, где он уже успел «освоиться», как освоились там переселенцы сколоты-тавроскифы, влившиеся в родственные индоевропейские малоазийские племена. Отдельные «кополо», пришедшие с прародины разными путями, сливаются в Средиземноморье в единого многофункционального бога, который проходит в течение веков основательную творческую обработку — в условиях расцвета мифотворчества и культуры в целом — и становится знакомым нам Аполлоном. Еще до этого он вместе с Энеем прибывает в Северную Италию, где он вовсе не чужак, но и не совсем свой. Проходит тысячелетие, он поднимается вверх по ступенькам и, наконец, занимает одно из ведущих мест в пантеоне богов могущественной Римской империи.