Дорогами тьмы - [7]

– Я бы хотел никогда не грешить, – вполголоса молвил Лука. – Но та ночь, ночь моей первой любви, навсегда останется в моем сердце. На следующее утро ты сказала, что я никогда не узнаю имя моей дивной возлюбленной. Навсегда останусь в неведении, кто именно отворил садовую калитку. Но ведь я ни с кем не обручался, я лишь провел сказочную ночь любви, о которой нельзя упоминать. Ты попросила меня никогда не забывать эту ночь, но и никогда не искать эту женщину.

– Да, ты никогда ничего не узнаешь. И хватит об этом. Но, согласись, в ту ночь ты попрал свои клятвы. Кем бы ни была та незнакомка, обет безбрачия ты нарушил. Разве подобное деяние не освобождает тебя и от остальных твоих зароков?

Лука замотал головой, но Изольда не сдавалась:

– А что, если я отвоюю свое наследство? Какая жизнь началась бы у нас тогда… Вдвоем. В моем замке…

Она зарделась, так открыто предлагая ему себя, кровь прилила к лицу, но она продолжала нашептывать:

– Я снова бы стала богатой леди из Лукретили, а ты, ты мог бы стать новым лордом…

– Я согрешил. Одинокий, опьяненный лунным светом и желанием обладать тобой, я нарушил обеты, но не отрекся от них, – твердо произнес Лука. – Я оступился, я плохой послушник, я неудачник, я грешник, но это не делает меня свободным человеком. Клятвам своим я остался верен. Но даже если б я изменил им, ты бы никогда не унизилась до брака со мной. Изольда, любимая, тебе нужен лорд или принц, но не такое ничтожество, как я! Я сын простого фермера, у нас даже клочка земли своего нет, мы его арендуем, но хуже всего, что я, возможно, подменыш. Непонятно чей сын, взявшийся из ниоткуда. Соседи бросали мне в лицо, в лицо моим родителям, что я дитя эльфов. Моя мать всегда уклонялась от прямого ответа, и теперь, когда оба мои родителя в рабстве, кто откроет мне правду? Кто я такой на самом деле? Даже мой отец в гневе отказался от меня, назвал меня чужаком.

– Оттоманы насильно угнали в рабство твоего отца, – воскликнула Изольда. – Он был в исступлении, когда гнал тебя прочь. Он раб, но я верю, ты освободишь его. Ты найдешь и освободишь свою мать. И они не откажутся от тебя. И никто не осмелится обозвать тебя эльфийским подменышем, если ты будешь со мной, если станешь лордом Лукретили.

Близость Изольды, ее слова об упоительной чудесной жизни завораживали его. Но он прошептал молитву и тряхнул головой.

– Негоже усаживать эльфийское отродье на трон лорда Лукретили, – жестко сказал Лука. – Ты покроешь себя позором, Изольда из Лукретили. Ты оскорбишь память своего отца, великого лорда-крестоносца. Бесчестье твое падет и на меня, ибо я стану тому причиной. Поношения и унижения ждут тебя и твой благородный род, подобного мезальянса тебе никогда не простят, да и я сам никогда его себе не прощу.

Это была правда, и возразить Изольде было нечего.

– Знаю, – понурилась Изольда. – Конечно, ты прав. Но что же нам делать? Неужели наши дороги разойдутся? Мы ведь только-только обрели друг друга. Неужели на этом все и закончится? Мы ведь созданы друг для друга. Разве это ничего не значит? Разве есть на свете что-то важнее?

– Других лошадей тоже оседлать? – раздался у них над головами задорный голос Фрейзе. – Я договорился на кухне, чтобы в наши седельные сумки положили еды и чего-нибудь попить. Одному Богу известно, где нам сегодня придется поужинать.

Ишрак, несущая тяжеленные седельные сумки, показалась на крыльце гостиницы. Услышав Фрейзе, она рассмеялась.

– По крайней мере, от голода мы точно не умрем – с таким рачительным главой нашего отряда, как ты, Фрейзе.

Лука и Изольда расступились, пропуская Ишрак к сбруйной – к складу, где хранилась конская упряжь. Ишрак сняла уздечку, перекинула ее через плечо, и вдруг кто-то маленький, как ребенок, и прыткий юркнул за кормушку.

Ишрак мгновенно приняла боевую стойку, выхватила из-за голенища кинжал и отставила вторую руку для баланса, готовясь отразить удар.

– Кто тут?

Легкая возня, звуки поспешного бегства, распахнувшаяся настежь дверь, захлопнувшаяся с громоподобным стуком, и – тишина.

– Ты чего?

Фрейзе, зашедший на склад за седлами, с тревогой уставился на распрямляющуюся Ишрак.

– Заметила что-то?

– Мне показалось, здесь кто-то есть. Прячется.

– А сейчас он тут?

– Думаю, сбежал. Пронесся в дверь, как молния.

Ишрак вложила кинжал в ножны, заткнула их за голенище, подошла к двери и выглянула наружу. Миниатюрное пастбище, фруктовый сад, парочка откормленных гусей, пощипывающих травку, и больше ни единой живой души.

– Тебе ведь что-то подобное встречалось и прежде? – спросила она, запирая дверь и возвращаясь в сбруйную.

Фрейзе кивнул:

– На протяжении всего путешествия. Мне все кажется, что я то вижу кого-то, то слышу что-то.

– Но, Фрейзе, это что-то из ряда вон выходящее. Ростом с медвежонка, но быстрое, ловкое и бесшумное, как кошка.

Фрейзе согласно закивал в ответ:

– По размеру – как ребенок.

Ишрак дернула плечами.

– Какой ребенок мог бы незаметно следовать за нами от самой Венеции? Мы проводим в седле целый день, скачем по открытой местности. Ни ребенку, ни даже взрослому мужчине не угнаться за нами, да еще так, чтобы мы его ни разу не увидели.