Дорога в небо - [2]

— У реки что ли совета спрашивать будете? — ещё раз попытался он.

Хин сделал глубокий вдох. Спрашивать он собирался у самого себя, но объяснить Оруру, зачем для этого было ехать за Кольцо рек — не мог.

У рассветной воды оба осадили динозавров, правитель легко спешился, качнулся с пятки на носок, дурачась. Старейшина неодобрительно поглядел на него и с подозрением — на реку. Молодой мужчина всё подметил; на некрасивом смуглом лице явилась озорная, мальчишечья улыбка. Синие глаза, темнее льда, оживились, заблестели:

— Ага, — протянул Хин тоном, неуместно весёлым для безрадостного утра.

Орур нахмурился:

— Как сами пятый десяток разменяете, небось, не так смешно будет.

— Да ты ж ещё молодой, — Хин прекрасно знал, как польстить старейшине. — И в волосах седины нет, и оружие из рук не валится, и женщина не заскучает. Наговариваешь!

Орур важно хмыкнул:

— Девичья краса — до возраста, а молодецкая — довеку.

— Ладно, — велел правитель, — с собой я тебя не зову. Собери лучше людей в деревне, на площади. Не торопись — вряд ли я здесь пробуду меньше часа.

— Вы главное вернитесь, — скептически напутствовал летень. — Не боитесь вы этих странных мест, а зря. Вот, помню, так же рассуждал тот наш уан, который в лесах сгинул…

— Всякий по-своему думает и о себе мнит, — перебил Хин, входя в воду. — А что было в голове у того вашего уана, только акаши теперь и знают.

Старейшина холодно усмехнулся:

— Уж куда мне спорить с вашей мудростью.

Не отвечая, правитель нырнул с лёгким всплеском, умело подражая рыбам. Орур поёжился, глядя, как по воде расходятся круги.

Хин вышел на берег, дрожа от холода, попрыгал на месте. Покинутый дом лесника смотрел на голубой, омытый росой луг слепыми глазами окон, закрытых ставнями. В загоне, откуда прежде доносились гоготание и протяжные стоны харнаптов, теперь шуршала палая листва. Снег не так давно стаял, и она, тонкая, чёрная, липла к столбикам из деревянного камня. Правитель перепрыгнул через ограду, отыскал в тайнике под камнем ключ и отворил скрипучую дверь. Из темноты за порогом пахнуло застоявшимся воздухом. Хин сглотнул — он не любил запустение — и подпёр дверь, чтобы проветрить дом.

Солнце поднималось над саванной и словно в другом мире, разгоняло облака. День обещал быть ясным. Динозавр Орура чёрным пятнышком мелькал у самого горизонта, второй ящер пил воду из реки и хитро косил глазом. Насекомых манила его начищенная шкура: прокусить грубую кожу и добраться до тёплой, живительной влаги они не могли, но понимали это не сразу и долго бродили, обескураженные, по серо-зелёным узорам роговых чешуек. Динозавр на них не отвлекался — всего вероятнее, даже не чувствовал — и, устыдившись своей ошибки, они вскоре отлетали сами, уступая место новым искателям счастья.

Правитель, всё ещё дрожа, весело хмыкнул, глядя на эту картину, потом вошёл в дом — укрыться от ветра. Он сел на пол у низкого стола, поджал зябнущие ноги, оперся локтём о крышку и задумался, глядя на прямоугольник света. Задумчивость эта была странной — почти без мыслей. Он слушал, как пахнет тишина, в которой нет покоя, вспоминал о варенье, которым потчевала его ведунья за этим самым столом, и как приветливо тогда горел очаг, а потом недовольный бас Хахмануха, пеняющего молодёжи, что та всё торопится вырасти, а после захочет вернуться в детство. Все уехали, а воспоминания остались, как пустой дом и загон, никому не нужный.

Набедренная повязка высохла. Хин запер дверь, простился с домом и ушёл от брошенных вещей к лесу, на знакомую поляну у опушки. Листья едва развернулись из клейких почек — как раз в это время хорошо было лежать на траве и любоваться облаками. Правитель остановился под старым толстым деревом, названия которого не знал, и, поглаживая кору, попытался направить мысли к событиям ночи.

Лес тревожно переговаривался птичьими голосами, листва взволнованно дышала. Даже рябь на реке казалась предупреждающими письменами. Летни, конечно, ничего этого не могли заметить.

Хин не пытался составить речь. Орур, нетерпимый к слабостям, не узнал у людей самого важного: что именно привиделось женщинам, отчего они кричали? И теперь что объяснять и что обещать людям? Правитель, избранник Богов, должен знать, как справиться с любой напастью. Всякой причине положено своё следствие, думал Хин, всякой опасности — свой ответ. Играя ради спокойствия суеверных подданных в войну с духами, нельзя было по-настоящему действовать. И только с причиной их появления требовалось считаться. Правитель её не знал.

Орур раз десять ударил в барабан, прежде чем толпа успокоилась. Хин, привычно угадав момент, властно велел:

— Тихо!

И, едва слово отгремело над толпой, смолкли последние шепотки. Люди смотрели на правителя и ждали его наказа: молодёжь — с фанатичной преданностью, бывалые воины — с любопытством, старики — с тенью усмешки. Они замолкли бы и сами, но за четыре года молодой мужчина успел понять, что порою лишь иллюзия божественной власти удерживает летней от необдуманных поступков — следствия горячей крови. Келеф выиграл в давнем споре, но теперь где-то в далёкой Весне ему не было дела до чужого владения, затерявшегося в песках, и до того, с чем соглашается или спорит Хин Одезри.