Дорога в небо - [114]

Присмотритесь к длинным рядам костяных чудовищ по обе стороны прохода, ограждённым выцветшими тонкими лентами. Люди, подобно нам, решавшие судьбу страны больше тридцати лет назад, с упоением обсуждали на совете, как под лапами громадных ящеров задрожит земля, как они пройдут чётким строем, горделивой поступью по Лету, от Четырёх гор и до Кольца, оставляя за собою только пепел, пыль и прах. Те из вас, кто припоминает истории о непобедимой армии, будоражившие воображение в то время, помнят и байки: власть сменилась раньше, нежели колоссы были закончены. А потом, в мирное время, они сделались не нужны. Об институте забыли.

Это не так. На следующих запечатлениях — из хранилища института — живые гиганты, каждый из которых соответствует тактико-биологическому заданию армии. Из документов и описи оборудования тех лет явствует, что ящеры прошли испытания и были полностью готовы к массовому разведению. Обратите внимание на даты: конец восемьдесят восьмого года прошлой эпохи, восемьдесят девятый, начало девяностого. Но Гаэл приказа о начале разведения так и не отдал, как объявляя войну, так и когда войска уже несли потери и миф о том, что мы легко одолеем дикарей, развеялся как дым. До самого конца.

Особое внимание обратите на последнее запечатление. Копии у вас есть. Это приказ об остановке всех работ по „танкам“. Об опечатывании оборудования, засекречивании материалов и сдаче их в архив. Очевидно, что следующим шагом стало бы расформирование института. Но следующий шаг военное правительство сделать просто не успело — его сместили.

Институт и его достижения не были позабыты случайно. Решение о том, что Весне не нужны его детища, наши предшественники вынесли осознанно. Причины неизвестны. Возможно, они опасались, что Главнокомандующая обратит новую страшную армию против непокорных — а недовольство военной властью как раз поднималось в народе и среди знати — в самой Весне…»

Нэрэи умел отыскать в саду затерянные места, куда Хин (как, похоже, и садовники) никогда не забредал, хотя ему упорно казалось, что он обошёл резиденцию вдоль и поперёк. Сил'ан служил волшебным духом-проводником в сокрытые края.

Роса недавно сошла, стрекотали насекомые, трава шелестела на ветру. Птицы выкликали Солнце. Толстый балоп мягко плавал над засохшими прутьями, обвивавшими цветок.

— Повилика, — объяснил Хину Альвеомир. — Паразит. Она пьёт соки хозяина, а жертву находит по запаху.

— Почему она засохла? — удивился Одезри.

Альвеомир с удовольствием взялся разъяснять. Остальные пока устраивались у пруда: расстелили полотнище, на него осторожно выставили кушанья, наготовленные Вальзааром для человека.

Пруд, широкий, но обмелевший, затягивала ржавая тина. Тонкие деревца боязливо трепетали, по траве шли широкие волны, серебристые и голубые. К душистому, терпкому аромату цветов, сырой земли, клейких почек и древесной коры примешивался едва уловимый затхлый запах — тянуло от воды.

Альвеомир смолк, и Хин услышал разговор. Тон Вальзаара не был надменным — неужели Келеф последовал совету?

— Мэйя Аведа от тебя в восторге, — подметил бывший глава. — Как ты его обворожил?

Нэрэи легко рассмеялся, обрадованный выбором слова:

— А разве Его Владычеству нужно стараться?

Сюрфюс объяснил — не голосом правителя или полководца, но мирно и уютно:

— Прежде всего, я его выслушал.

— Я тоже, — заверил Саели.

— Да, но я не сказал ему, что ничего не понял либо меня это не волнует.

— Я был честен, — пожал плечами Вальзаар.

— И я ему ответил, когда он спросил моё мнение.

— Что же?

— Всевышний приводит к вере людские умы доводами, а сердца — благодатью, ибо Его орудие, — Келеф подчеркнул, — кротость. А вот пытаться обращать умы и сердца силой и угрозами значит поселять в них ужас, а не веру.

Нэрэи приоткрыл рот, всё его существо выражало безмолвный восторг. Вальзаар — и тот улыбнулся:

— Ловко. Чем ещё озадачить Сэф?

— Может, Мэйя Аведа просто хотелось поговорить? — встряло неугомонное создание.

Хин в разговор не вмешивался — ел.

— Прямо старый добрый дядюшка, — протянул Келеф.

Сил'ан не поняли.

— Ты о чём? — удивился Вальзаар.

«Скорее тётушка», — улыбнувшись про себя, поправил Одезри, вспомнив женский голос главы злобных и ужасных Сэф. Келеф шаловливо опустил ресницы — скрыть озорные искры в глазах; чуть заметно шевельнул пальцами в знак согласия. Способностями непоседливого родича он не обладал, но мысли Хина после обмена читал легко.

— А помните? — Нэрэи что-то начал декламировать.

Сил'ан переглянулись и подхватили чистым квартетом, проникновенным, негромким: сопрано, альт, контральто и тенор — у Сюрфюса из четверых был самый низкий голос. Они пели и, вопреки всем различиям, Хину казалось, предание сложено именно о них, детях Океана и Лун:

«Девушка в светлом наряде

Сидит над обрывом крутым,

И блещут, как золото, пряди

Под гребнем её золотым.

Проводит по золоту гребнем

И песню поёт она.

И власти и силы волшебной

Зовущая песня полна.

Пловец в челноке беззащитном

С тоскою глядит в вышину.

Несётся он к скалам гранитным,

Но видит её одну.

А скалы кругом всё отвесней,

А волны — круче и злей.

И верно погубит песней

Пловца и челнок Лорелей».