Дорога в небо - [103]

— Вон! — крикнул Марбе. Каприз годился, чтобы не выдумывать причину роспуска собрания, едва начавшегося.

Советники кинулись прочь, и вправду словно вспугнутые глупые птицы, квохча и кудахтая. Лодак проводил их презрительным взглядом, затем обратился к одному из воинов, торжественно застывших рядом с приступком:

— Начальника личной стражи ко мне.

Он покинул храм. В отсутствии людей торжественная зала принадлежала уже только прошлому, и Лодак, оставаясь там, тоже переставал ощущать себя частью настоящего.

Начальник стражи догнал его во дворике, откуда можно было видеть южную сторону «Тысячелетнего дворца»: изящную, будто невесомую арочную галерею и полускрыте за резными украшениями окна второго этажа. Фигурные решётки на них служили для защиты от ярких лучей южного Солнца. Здесь было бы тихо, если б не долетал шум торговли с главной площади Анцьо вокруг разрушенного святилища.

— Подымись! — велел Лодак летню, простёршемуся ниц.

Из одежды тот носил лишь пояс и набедренную повязку, но из плотной и дорогой белой ткани. Тяжёлое ожерелье на его шее было настолько ценным, что владелец не нуждался в иных украшениях: его высокое положение и без того видел каждый. На боку у него висел меч с рукоятью из тиу, в ножнах из дублёной цветной кожи с кожаными же застёжками и металлическими бляхами. За пояс он заткнул кинжал, пожалованный ему из сокровищницы Марбе нынешним уаном.

Деревянную рукоять покрывали накладные треугольники из сердолика, полевого шпата и лазурита. Её вершину образовывали четыре женские головки из тиснёного серебра. Рукоять соединялась с клинком серебряной же мордой клыкастого мурока. Клинок чёрной бронзы обрамляла широкая серебряная кайма, покрывали украшения, изображавшие животных и цветы. Воистину, сокровище короны.

— Йоуко, — без предисловий заговорил уан, едва человек встал с земли, — Онни падёт?

— Падёт, — не усомнился начальник охраны. Голос у него был царапающий, но низкий и при этом сладко-вкрадчивый. Выразительные, яркие зелёные глаза подведены по обычаю знати. — Мой повелитель, сам уванг не умел бы толково управлять своим войском. Когда же единого правителя нет, горожанам это вовсе не под силу. Если же драться бестолково, одним лишь преимуществом в числе не возьмёшь. Воины Эрлищ-уана победили ещё до начала боя, и только затем устремились в сражение. Воины Онни-уванга ищут победы сейчас, и потому уже проиграли.

Лодак знал, что пока его решения успешны и неожиданны, начальник охраны будет ему предан. Йоуко находил изысканный интерес в том, чтобы соревноваться мыслью с правителем и, проигрывая, потому служить. Он по-своему, ещё с отрочества обожал младшего Марбе, и ни один из них не знал, когда и чем закончится игра.

— Я поставлю тебя во главе ополчения десяти южных деревень, — решил Лодак.

— Мы нападём на Онни? — жадно усмехнулся летень. Глаза его смеялись, он знал, что ошибётся.

— Нет, — меланхолично молвил Марбе. — На кой мне Онни сейчас? Ты разобьёшь войско, осаждающее Разьеру. А затем послужишь Кереф-уану.

Начальник охраны посмотрел на правителя с искренним восхищением:

— По твоему слову восстанет мёртвый?

— Он не умер, — поправил Лодак и подумал: «Убьёшь такого, как же». — Он просто уехал домой.

За всю историю Весна не знала подобного скандала. Ведьма вступилась за честь мужа. Конечно, напрямую в совет она не пошла, равно как и не замыслила покушение на Даэа. Получив аудиенцию уванга Штирии, она пересказала догадки полковника и не поленилась повторить их главе Стрел.

Главнокомандующей некогда стало заниматься поездом и летнями. Она готовилась в суде отстаивать свою честь и биться за сохранение власти. Многие области и ментальные роды также оказались вовлечены в эту кутерьму.

Эрлих приехал в Весну с единственной надеждой, в которой не признавался ни Чанакье, ни, тем более, Хину Одезри: надеждой застать или вызвать раздор в стане превосходящего врага, и тем воспользоваться. «Разделяй и властвуй» — идея была не нова, но шанс — неповторимым.

Пока Одезри отсутствовал, Эрлих как мог присматривался к важным весенам, расспрашивал о них. Его эмоциональная слепота сильно затрудняла дело. Человеку, — пусть не человеку, а потомку мифических существ, — у которого нет интуиции, слишком легко ошибиться, как бы ни был обширен его жизненный опыт.

Накануне возвращения союзника, ставшего теперь неудобным, Эрлих сделал выбор. Он подождал бы ещё немного, но появление на сцене Одезри не позволяло тянуть. «Промедление смерти подобно», — как говорил другой правитель, нездешний.

Эрлих поставил на Дол.

Два дня отряд Таруша уходил от динзории срединного владения, возглавляемой Оруром. Мчаться к Разьере короткой дорогой — об этом не могло быть и речи. Отряд пустился в бегство на едва передохнувших ящерах, преследователи — на свежих. Таруш ясно понимал: если сразу устроить гонку на скорость, живности её не выдержать.

Превосходство врага в числе позволяло ему высылать большие отряды разведки, не рискуя сильно ослабить основную группу. Однако и затаиться такому полчищу было намного труднее. Орур понимал, куда бежит Таруш, зато наместник лучше знал родные края. «Мы почти в равном положении, — тешил он себя. — Помоги нам небеса». Слишком многое зависело от удачи — не меньше, чем от искусности воинов и командиров.