Дорога в будущее - [24]

гудит,

        говорит,

                    молчит

                               и ревет —

юная армия:

                  ленинцы.

Мы

    новая кровь

                     городских жил,

тело нив,

             ткацкой идеи

                                нить.

Ленин —

         жил,

Ленин —

         жив,

Ленин —

         будет жить.

Один за другим выступали чтецы. Они читали отрывки из книг, декламировали стихи, зовущие на подвиг. Я отыскал глазами Васю Бутенко. Он весь подался вперед, сжал ручки кресла и смотрел неотрывно в лицо чтеца.

Много интересного было на этом вечере. Особенно взволновало всех выступление маленького Жени Аверченко из группы слесарей-лекальщиков. Он прочитал стихотворение Исаковского «Слово к товарищу Сталину»:

Оно пришло, не ожидая зова,

Пришло само, — и не сдержать его…

Позвольте ж мне сказать Вам это слово,

Простое слово сердца моего…

Женя читал проникновенно, с огромной внутренней силой.

Спасибо Вам, что в дни великих бедствий

О всех о нас Вы думали в Кремле,

За то, что Вы повсюду с нами вместе,

За то, что Вы живете на земле… —

закончил Женя под гром аплодисментов. Ребята хлопали в ладоши изо всех сил, а растерявшийся Женя стоял на сцене, счастливо улыбался и не знал, куда девать руки. Он то поправлял волосы, то одергивал новую, праздничную гимнастерку, то разглаживал пальцами край кумачовой скатерти. Наконец, он пришел в себя, поклонился и спрыгнул в зал. К нему сразу же потянулись десятки дружеских рук. Я видел, как одним из первых пожал Жене руку Вася Бутенко.

Вечер закончился спектаклем. Наш драматический кружок поставил инсценировку по роману А. Фадеева «Молодая гвардия».

В перерыв, когда часть ребят расставляла по бокам зала скамейки, а струнный оркестр готовился играть танцы, вокруг Василия Гусарова собрались ребята из четырнадцатой группы.

— Вы видите, друзья, — говорил комсорг, — какой большой, мужественный путь прошел комсомол. А ведь и вы похожи на этих замечательных ребят. У каждого из вас такие же стремления, такие же чувства. У каждого — чистая совесть. Я уверен: любой из вас смело может повторить слова Николая Островского о том, что самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся моя жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества.

Я стоял возле этой группы и с интересом прислушивался к беседе. И вдруг я увидел, что Вася Бутенко при последних словах комсорга залился румянцем, взглянул на него, словно проверяя что-то, и потихоньку выбрался из круга. Помедлив, он нерешительно сделал шаг в мою сторону, остановился, потом медленно вышел из зала. Вслед ему с недоумением смотрели товарищи.

5

Мастера, воспитатели, да и сами ребята стали замечать, что после этого вечера в училище улучшилась дисциплина и успеваемость. Меньше стало появляться плохих отметок в классных журналах, почти совершенно исчезли из рапортов дежурных сообщения о том, что такие-то и такие-то ученики грубили мастеру, уходили куда-то вечерами, не посещали уроков, были не по форме одеты. Изменился и Вася Бутенко. Он уже не повторял своих выходок, аккуратно появлялся на поверке, вежливо разговаривал с воспитателем. Но попрежнему он был малоразговорчив. Видно было, что юношу что-то гнетет.

В классе и в мастерских он вел себя безукоризненно. Учился только на «отлично», любое задание выполнял быстро и хорошо. С ребятами вел себя по-товарищески, не отказывался помочь другому, если нужно было. Стенгазета «Электрослесарь», выходящая в четырнадцатой группе, благодаря Васе считалась самой лучшей в училище. В эти дни Вася выполнил поручение комсомольской организации, выступив на семинаре редакторов стенных газет с докладом о художественном оформлении газеты. Вечерами он просиживал над альбомом, в который рисовал портреты друзей, сцены из жизни училища и завода. Казалось, все обстояло благополучно. Но, по совести говоря, я мало верил в это благополучие и ожидал беды. И беда пришла, но совсем не с той стороны, откуда она должна была появиться.

Как-то у меня в кабинете собрались ребята из старших, выпускных групп — члены комиссии по проведению первомайских праздников. Ждали секретаря комсомольской организации и завхоза, чтобы обсудить план мероприятий. Ожидая, ребята разбаловались. Один из них подкрался к Толе Иванову и, пока тот рассказывал о первомайской демонстрации в Москве, которую он видел в кино, ловко вытащил у него из кармана кронциркуль. Толя так бы и не заметил пропажи, но тот, кто это сделал, смеясь показал ему издали свое «приобретение». Толя прервал рассказ на полуслове, нахмурился, ощупал карман и покачал головой.

— Ты что же, у Бутенко научился, что ли? — осуждающе сказал он.

— При чем здесь Бутенко? — насторожился я.

— Да так, это к примеру сказал, — густо покраснел Толя. Видно, мой вопрос застал его врасплох.

Я отодвинул книгу, которую читал до этого.

— Рассказывай! Что ты знаешь о Бутенко?

— Да что, — толин взгляд просил у друзей помощи. — Не я один… Все вот знают…