Дорога свободы - [23]

Отношения между обоими офицерами были весьма прохладные; Грэйс по своей воле и с энтузиазмом пошел в армию; он был из семьи аболиционистов.

— Предупреждаю вас, сэр, что этот город не потерпит, чтобы им заправляла безграмотная деревенщина!

— А я вам говорю, сэр, что этот город сделает все точь-в-точь так, как велит наше правительство.

— Они гордые люди.

— Да, именно эта гордость свела полмиллиона людей в могилу, — сказал полковник.

И майор Джемс вернулся к столу и своей подписью и печатью подтвердил право Гидеона заседать в учредительном конвенте штата Южная Каролина.

Когда Гидеон выходил из канцелярии Военного управления, к нему подошел хорошо одетый, светлокожий мулат, отрекомендовался как «здешний житель, Фрэнсис Л. Кардозо», затем спросил:

— Вы делегат?

— Угу.

— Разрешите мне пойти с вами?

— Отчего же, — неуверенно сказал Гидеон, его смущала непринужденность, с которой этот франтоватый, вежливый господин навязался ему в компанию, и пока они шли рядом по улице, он все искоса на него поглядывал. Наконец, тот с легким поклоном спросил: — Позвольте узнать ваше имя, сэр?

— Гидеон Джексон.

Затем Кардозо сказал, что он тоже член конвента, от округа Чарльстон; не придет ли Гидеон к нему домой, познакомиться еще с другими членами конвента? Они соберутся у него сегодня в три часа, чтобы обсудить некоторые вопросы, связанные с их будущей работой. Видался ли он уже с кем-нибудь из делегатов?

— Вроде нет, — пробормотал Гидеон.

— Ну, вот начнется сессия, тогда всех увидите, но я надеюсь, что сегодняшняя беседа поможет нам многое выяснить. Они очень милые люди, уверяю вас, мистер Джексон.

— Что ж не прийти, очень рад, — сказал Гидеон.

— Ну вот и отлично. Стало быть, я вас жду. Разрешите я запишу вам адрес.

Он написал его на карточке а дал Гидеону. Они пожали друг другу руки, и Гидеон пошел дальше, а в ушах у него звенело: «Мистер Джексон», «Уверяю вас, мистер Джексон» — удивительно приятно звучит, и до чего же странно! Чудеса случались с ним на каждом шагу, он чувствовал себя как в церкви, когда поют славословие; и подумать только, что еще вчера он боялся пойти и предъявить свои бумаги. А послезавтра соберется конвент. Сердце у него чуть не выпрыгивало из груди — но это уже становилось для него привычным. Он быстрым шагом шел по улицам, говоря про себя: золотое солнышко пролилось на землю, Иисус Христос сошел к нам с неба. Я родился рабом, и всегда раб, может, до вчера. Мои дети родились рабами. А теперь, смотри! Смотри-ка, что теперь!

Навстречу ему по улице шел белый, прямо на него, в твердой уверенности, что Гидеон посторонится. Но Гидеон был поглощен собой, мир для него перестал существовать. Они бы налетели друг на друга, но в последний момент белый сделал шаг в сторону и одновременно изо всей силы вытянул Гидеона тростью по спине. Гидеон, внезапно возвращенный к действительности, остановился с разбегу, удивленный, посрамленный, чувствуя, как на спине горит рубец от удара, а в груди закипает ярость — ярость и стыд, и желание накинуться на белого с кулаками. Но какой-то внутренний голос запретил ему это и повторял свой запрет все время, пока белый не завернул за угол и не скрылся из виду.

Гидеон пошел дальше. Мир вокруг него опять стал прежним, далеким от совершенства и требующим кое-каких поправок. «Зачем ему надо так делать?» — спрашивал себя Гидеон.

В кармане у Гидеона было еще целых двадцать пять центов. Деньги можно растянуть надолго — это не то, что рис или картофель, плоды земли. Там — точный расчет: столько-то съедается в день, через столько-то дней запасы израсходованы. А деньги — это нечто гибкое: можно купить одно, можно другое, а можно и ничего не покупать. Свежий, прохладный воздух вызвал у него аппетит; он остановился на крытом рынке у стойки, где продавали горячий рис с луком, полная тарелка за пять центов. Потом опять купил газету, пошел на пристань и, усевшись на тюк с хлопком, расстелил ее перед собой; жалящая боль в спине уже почти стихла, и чудо печатного слова вновь захватило его; взволнованный, словно на любовном свидании, так что даже руки у него похолодели и по коже пошли мурашки, он погрузился в чтение.

«Нам сообщают из Джорджии, что надежды на стабилизацию...» — он мысленно подчеркнул это слово и, шевеля губами, принялся разгадывать загадку, которую оно ему загадало: «Стаб-сталб — нет, ста-а би-ли»... Его взгляд перебежал дальше: «Котировка хлопка на нью-йоркском рынке». Что такое котировка? Рынок — это где продают и покупают; знакомое слово. Но почему на этом нью-йоркском рынке продают не просто хлопок, а какую-то котировку, и что из нее делают?.. Глаза у него слипались; он задремал, пригретый солнцем, то и дело просыпаясь и опять заглядывая в газету, задерживаясь на каком-нибудь случайном слове. «Черные дикари из Конго...» Грузчики с песней и уханьем подбрасывали огромные тюки... Где это Конго — в Каролине или Джорджии? «Дикари» — тоже знакомое слово; оно превращало негров в краснокожих, диких индейцев. Вдали по заливу лавировало судно под парусами: за ним стаей неслись чайки. Гидеон поглядел на солнце и сообразил, что уже скоро три часа.