Дорога шамана - [29]

ГЛАВА 4 ПЕРЕПРАВА ПО МОСТУ

Я проснулся и обнаружил, что уже наступили сумерки и ночь собирается спуститься на равнину. Я лежал не шевелясь и напрягал все свои чувства, чтобы понять, чем вызвано мое пробуждение. И тут сообразил: тишиной. Я заснул под немолчный гомон насекомых и лягушек. Теперь же они затихли и куда-то попрятались.

Во сне я продолжал держать свою палку и, теперь сжав ее посильнее, скосил глаза, чтобы посмотреть, где Кикша. Она стояла неподалеку, напряженно к чему-то прислушиваясь. Я поднял взгляд, чтобы выяснить, что же ее так заинтересовало, и сначала ничего не заметил, но уже в следующее мгновение увидел на фоне темнеющего неба силуэт Девара. Я моментально вскочил на ноги и, повернувшись к нему лицом, принял боевую стойку, выставив вперед палку, словно она была самой настоящей пикой. Я сам поразился тому, какие страх и ненависть проснулись в моей душе. Оружие Девара оставалось в ножнах у него на боку. Я вдруг подумал, что он, наверное, даже не позаботился стереть с него мою кровь. В моем арсенале была жалкая палка и неполные шестнадцать лет, и мне предстояло противопоставить их сильному, опытному воину.

Не сказав мне ни единого слова, Девара начал спускаться по склону к пруду. Я приготовился к поединку, неожиданно почувствовав, как на меня снизошло невероятное спокойствие — я знал, что умру здесь и сейчас. Он встретился со мной глазами и обнажил зубы в хищной улыбке.

— Ты, думаю, выучить урок, — насмешливо проговорил он. Я молчал.

— Красивое ухо, — продолжал он. — Так женщины помечают козлов.

Девара расхохотался, и я понял, что ненавижу его всем сердцем. Он это знал, но ему было все равно. Присев на корточки, он почесал плечо, словно я не представлял для него никакой опасности, а затем засунул руку куда-то внутрь своего свободного одеяния и вытащил сверток, из которого вытряхнул маленькую палочку. Мой нос сразу же сообщил мне, что это копченое мясо. Девара демонстративно покрутил его в пальцах, чтобы я мог хорошенько его рассмотреть, и мой несчастный желудок жалобно заурчал. Кидона засунул палочку в рот и, облизнув губы, принялся громко чавкать.

— Есть хочешь, солдатский сынок? — Он помахал в воздухе свертком с мясом.

— Дайте мне, — потребовал я.

Собственные слова удивили меня до крайности, и я тут же пожалел, что произнес их. Я был бессилен заставить его подчиниться моему приказу. При виде еды рот у меня наполнился слюной. Я должен был получить это мясо. Да, я буду за него драться, поскольку лучше умереть в бою, чем от голода и унижения. Выставив перед собой свое жалкое оружие, я медленно направился к Девара. Он понял, что я собираюсь сделать, и, снова улыбнувшись, приготовился к нападению. Не отводя глаз от его «лебединой шеи», я продолжал наступать.

Когда до кидона оставалось примерно десятьфутов, он вдруг резко вскочил на ноги. Я даже не заметил, как он вытащил свой смертоносный клинок, но в следующее мгновение он сверкнул в лучах заходящего солнца.

— Хочешь мяса? Иди и возьми, солдатский сынок, — насмешливо проговорил Девара.

Не знаю, кто из нас удивился больше, когда я бросился на него, попытавшись сбить с ног палкой, но она оказалась слишком хрупкой и тут же сломалась. Девара зарычал, больше от гнева, нежели от боли, размахнулся «лебединой шеей» и разрубил остатки моего «оружия» пополам.

Я швырнул их кидона в голову, не попал и тогда набросился на него, надеясь успеть причинить ему хоть какой-нибудь вред, прежде чем он меня прикончит. К моему удивлению, Девара перехватил оружие и нанес мне короткой рукояткой сильнейший удар в живот. Я потерял равновесие и, отлетев на несколько шагов, упал на жесткую землю. От удара из глаз у меня посыпались искры, перехватило дыхание, внутренности обожгло нестерпимой болью.

Я бессмысленно открывал рот, пытаясь втянуть в легкие хоть немного воздуха, перед глазами поплыли черные круги. Лежа на песке, я даже не чувствовал унижения, так я был напуган. Девара отошел от меня на пару шагов и убрал оружие в ножны. Все это он проделал, повернувшись ко мне спиной. Я, конечно же, понял, что он хотел мне показать — я не тот враг, которого ему следует бояться.

Когда кидона снова повернулся, я увидел, что он смеется, словно над веселой шуткой, а затем он достал из свертка кусок мяса и швырнул его мне. Я перекатился на бок и попытался его поймать, но промахнулся, и оно упало в грязь.

— Ты выучил урок. Ешь, солдатский сынок. Завтрашний урок будет гораздо труднее.

Прошло несколько минут, прежде чем я смог сесть. До сих пор мне не доводилось испытывать такой страшной боли. По сравнению с этим синяки от метательных снарядов сержанта Дюрила были все равно что материнский поцелуй. Я вздохнул: теперь в моче у меня появится кровь, и оставалось надеяться, что внутренности остались более-менее в целости и сохранности. Девара же, не обращая на меня внимания, обошел пруд, потом подобрал кусок моей палки и задумчиво помешал воду, видимо, чтобы разогнать лягушек.

Никогда еще я не испытывал такого унижения, я страстно ненавидел жестокого кидона, но еще сильнее презирал свою слабость. Я смотрел на кусок мяса, лежащий в грязи, отчаянно хотел его поднять и стыдился того, что собираюсь принять еду из рук врага. Через некоторое время я взял мясо, вспомнив слова сержанта Дюрила, что в трудной ситуации человек должен сделать все для поддержания в себе сил и сохранения ясного рассудка. Предательские мысли о том, что я просто придумываю оправдания, меня, конечно же, посетили, но я побыстрее их прогнал. Опасаясь, что Девара решил сыграть со мной очередную шутку, я понюхал мясо, прикидывая, смогу ли уловить запах яда. Но как только я поднес мясо к носу, мой несчастный желудок жалобно застонал, и я почувствовал, как у меня закружилась голова. Девара фыркнул.