Дорога перемен - [55]

— Барт, вы случайно не помните человека по имени Отис Филдс? Он работал в головной конторе.

Поллок выпустил струю сигаретного дыма и проводил ее взглядом.

— Кажется, нет… — начал он, но потом радостно вскинулся: — А! Оут Филдс! Да-да он служил у нас начальником отдела продаж, и было это… Господи, как же давно это было… Погодите, вы не могли тогда работать.

Удивляясь собственной легкости, Фрэнк вкратце пересказал историю с давней трапезой, весьма похожей на нынешнюю.

— Эрл Уилер… — Силясь вспомнить, Поллок откинулся на стуле. — Говорите, из Ньюарка? Секундочку… Я помню одного Уилера, и, кажется, его звали Эрл, но работал он в Гаррисберге то ли в Уилмингтоне и был уже сильно в годах.

— Верно, в Гаррисберге, но позже, это было последнее место его службы. А в тридцать пятом и тридцать шестом он работал в Ньюарке. Потом еще какое-то время в Филадельфии и Провиденсе — объездил почти весь восток. Вот отчего мое детство прошло в четырнадцати разных городах. — Внезапно Фрэнк различил в своем голосе жалобную нотку. — Но ни один из них не казался домом.

— Эрл Уилер… Ну конечно, я его помню. Я не связал его с Ньюарком, потому что там он был еще до моего прихода. Но я очень хорошо помню его в Гаррисберге, только мне казалось, он гораздо старше. Возможно, я…

— Вы правы, он был старик. Понимаете, когда я родился, у него уже были два взрослых сына…

Фрэнк поймал себя за язык, чтобы не сказать: «Я был случайностью, меня не хотели». Когда на трезвую голову он вспоминал эту часть разговора, ему казалось, что все же он это произнес и даже расхохотался: «Понимаете? Меня запихнули в комод и поили скисшим молоком!..» — после чего они Поллоком хлопали друг друга по плечам и до слез смеялись, пока не угомонились за чашкой кофе.

Ничего этого не было. Барт Поллок лишь задумчиво покачал головой и сказал:

— Надо же! Через столько лет вы помните и этот ресторан, и даже имя старины Филдса.

— Ничего удивительного. Во-первых, это был единственный раз, когда отец взял меня в Нью-Йорк, к тому же на тот день возлагалось много надежд. Отец думал, что Филдс даст ему работу в головной конторе. Они с матерью уже все спланировали — и дом в Уэстчестере, и прочее. По-моему, он так и не оправился.

Поллок сочувственно потупил взор:

— Конечно… в нашем деле случаются проколы. — Он поспешно вернулся к более радостной стороне истории. — Нет, все-таки интересно, Фрэнк. Я понятия не имел, что вы сын ветерана фирмы. Странно, что Тэд мне не сказал.

— Думаю, он не знает. Я этим не козырял, когда устраивался на работу.

Теперь Барт Поллок одновременно хмурился и улыбался.

— Погодите, то есть ваш отец всю жизнь на нас работал, а вы никому об этом не сказали?

— Ну, в общем, так. Не сказал. Он уже был на пенсии, и я… не знаю… промолчал. Тогда это казалось не важным.

— Вот что я вам скажу, Фрэнк: меня это восхищает. Вы не искали всяких лазеек, а желали добиться успеха сами. Верно?

Фрэнк заерзал:

— Ну, не совсем так… Не знаю… Тут все сложнее…

— Такое простым не бывает, — веско сказал Поллок. — Многие бы этого не поняли, но вот что я скажу: я восхищен. Уверен, и вашему отцу это понравилось бы. Да? Стоп, погодите… — Он откинулся на стуле и хитро прищурился. — Давайте проверим, насколько я разбираюсь в людях. Готов спорить, я знаю, как это было. Просто догадка. — Барт подмигнул. — Догадка-отгадка. Чтобы порадовать отца, вы сказали, будто его имя помогло вам получить работу. Угадал?

И он действительно угадал, что неприятно корябнуло. В тот осенний день Фрэнк, скованный новым саржевым костюмом, привез жену к родителям; всю дорогу он прикидывал, как с нарочитой небрежностью выложит обе новости — о ребенке и работе. «Кстати, теперь у меня постоянная должностишка, весьма занудная, ничего интересного, но деньжата неплохие». И тут огорошит старика.

Но в той набитой хламом гаррисбергской гостиной, где пахло немочью, лекарствами и приближающейся смертью, где отец изо всех сил бодрился, где мать изо всех сил старалась прослезиться от новости о ребенке, где Эйприл изо всех сил пыталась быть милой и застенчиво гордой, вся лживая нежность минуты лишила его отваги, и он, точно школьник, принесший хороший табель, выпалил: «Работа в головной конторе!»

— Кто твой начальник? — спросил отец, мгновенно помолодевший на десять лет. — Тэд — как? Бэнди? Кажется, я такого не знаю; конечно, я многих перезабыл. Но он-то меня, надеюсь, помнит?

— О да! — с трудом ответил Фрэнк, у которого почему-то перехватило горло. — Конечно! Он очень хорошо о тебе отзывался, пап.

Самообладание вернулось к нему лишь в поезде в Нью-Йорк, и он, саданув себя кулаком по коленке, сказал: «Он меня сделал. Надо же! Старый черт опять меня сделал!»

— Я так и знал. — Взгляд Барта Поллока светился душевной теплотой. — Знаете, Фрэнк, нюх на людей меня редко подводит. Хотите к десерту немного ликеру или капельку «би-энд-би»?[32]

«Значит, ты высидел весь обед, — наверное, вечером скажет Эйприл, — рассказал ему всю свою жизнь, но не удосужился известить, что осенью увольняешься? Какой же смысл в этой встрече?»

Но теперь Поллок не давал и слова вставить. Наконец он заговорил о деле. Кто вынянчит ребенка? Кто построит мост?