Дорога огня - [56]

— Тогда я и испугался, — улыбаюсь: сейчас произошедшее кажется глупым, но маленький я был по-настоящему в ужасе. Кукуруза не кончалась. Солнце немилосердно жгло. Никакого леса я больше не видел, и деревни тоже. — Куда бы я не шел, полю конца-края не было. Я плутал до самого заката и совершенно выбился из сил. Когда тени удлинились и остыли, впал в полное отчаяние.

Райх хмыкает, представляя.

— Помню, я страшно хотел увидеть больше, чтобы чертова кукуруза исчезла и не заслоняла собой весь мир. Я разозлился, и стал рвать ее, кричать, топтать. Тогда вдруг и вспыхнул огонек.

Он занялся на куче сорванных стеблей — крохотный, почти невидимый в еще ярких лучах заходящего солнца. Тонкий дымок змейкой скользнул к небесам, а я замер, наблюдая. Протянув ладонь, тронул лепестки пламени, собрал в горсть. Было жарко, но не больно. Огненный цветок раскрылся ярче, пролился сквозь пальцы и заплясал рыжими язычками по сухой земле и мертвому разнотравью. Вскарабкался по кукурузе и вспыхнул факелом, выплевывая снопы искр. Минута — и все вокруг горело.

— Я испугался, хоть сам оставался невредимым. — Лишь задыхался от дыма, кашлял, упав на колени, давился горячим едким воздухом. — Свернулся калачиком, обхватив голову руками, и ждал, пока все закончится. Одежда тлела, волосы и брови тоже. Я лежал, пока пламя не отступило, а на небе не зажглись первые звезды. Тогда поднялся и огляделся. Поля до горизонта пылали. Жирный черный дым поднимался столбами, в зареве стал виден совсем близкий лес — я почти дошел. Повернувшись к нему спиной, отправился домой. Мне дико влетело тогда, хотя я так и не признался, что начал пожар: оно само, говорил, хотя понял по папиным давним рассказам — это я. Мое первое чудо.

Огненное. Значит я — наследник пламени. Таких папа называл чудовищами, что рождают чудовищ. Их держат в лабораториях, потому что они опасны. Поэтому я никому не сказал. Я не хотел, чтобы меня заперли вместе с тварями. Но вместе с тем, отчаянно стремился в Университет: жил мечтами о нем с самого детства.

Годами позже стал магом и узнал свою формулу стихий, огня в ней оказалось на четыре процента — смешно, а я так долго боялся. Помню чувство невероятного облегчения, когда Валентин сказал мне результат тестов.

А еще горечь — вкус того дыма во рту, мою силу и власть, расходящуюся огненным кольцом. Тогда я впервые подумал: я больше, чем кажусь самому себе.

И это было прекрасно.

Встряхнув волосами, прогоняю воспоминания и возвращаюсь в стылую реальность. Маги смотрят на меня, ожидая продолжения. Дергаю плечом:

— Итого: страх, злость, восторг. Примерно так. Вряд ли Раймонд чувствовал то же самое, но…

— Я чувствовала, — вдруг говорит Триш. — Именно это. И еще — облегчение, после.

— Что случилось? — Спрашивает Айви, переплетая пальцы. Я прислушиваюсь к свисту ветра в трещинах и щелях, всматриваюсь в темноту позади ребят. Триш, ссутулившись, обхватывает себя за плечи:

— На меня напала собака. Огромный черный ротвейлер. Налетел с лаем и бросался, не давая пройти, норовя укусить. Я растерялась и испугалась, заслонилась от него руками, закричала изо всех сил, стараясь прогнать. Тогда вдруг поднялся ветер, вокруг нас закрутился небольшой смерч — подхватил пыль, палые листья и белый пакет, пакет я особенно запомнила. Мне на секунду показалось, что я сильная, очень сильная, и могу победить эту собаку. Тогда я снова закричала и толкнула воздух. Он сместился вперед, целый пласт, вместе с застывшим внутри пакетом — плотный, как бетонный блок. И обрушился на пса. Собаку просто… раздавило. Внутренности вылезли, череп раскроило надвое, кровь плеснула на тротуар и растеклась ручьями из-под тела. Я была в ужасе, но и торжествовала. Я…

— Подожди, ты могла видеть? — Спрашивает Айви.

Триш морщится:

— Да, я не от рождения такая. Зрение пропало уже в Университете. Неудачная миссия.

— И ничего нельзя было сделать? — Айви глядит на девушку, будто впервые видит. Сжимает кулаки. Триш качает головой, мягко роняет:

— Нет. Иногда даже магия бессильна.

— Неужели Гийот… — я поднимаю ладонь, и парень осекается. Широкие брови сходятся на переносице.

Его чертовы часы продолжают отсчитывать секунду за секундой. Райх прочищает горло, спрашивает:

— А ты? Что испытал во время первого колдовства? — Луны его глаз горят в приглушенном сиянии фонаря. Лицо бледнее обычного, только нос покраснел от холода. Спутанные волосы ложатся на щеку — хочется дотронуться, проверить, каковы наощупь. Триш сказала, в нем живет тьма, но я не чувствую страха. Я…

Засмотревшись, пропускаю начало Айвиного рассказа:

— …шел быстро, но шаги приближались. Я уже знал, кто это: по давящему ощущению в затылке. По запаху, кислому и тяжелому. Он давно умер, я видел его в гробу, и как гроб опускали в землю тоже видел. Но дед все равно возвращался за мной снова и снова. Позже я узнал, что это твари примеряли его образ — утащили из моей памяти, ведь мертвого тела на похоронах я испугался страшно. С тех пор он преследовал меня во снах и наяву. Он… она — тварь, одна и та же. Годами. Я наконец решился пойти к психиатру: рассказал про кошмары, но галлюцинации скрыл — побоялся, что запрут в дурку. Мне дали таблеток, от которых я стал сонным и расслабленным, и море казалось по колено. Обычный морок твари почти не подействовал, поэтому, заслышав ее присутствие, я решил попробовать… встретиться со страхом лицом к лицу. Вместо того, чтобы убежать, развернулся и пошел деду навстречу. Он остановился посреди темного коридора — сгорбленный силуэт, провалы вместо глаз. Ухмылялся. А я, под кайфом, внезапно разозлился: подумал, что мой дедушка никогда так мерзко не хихикал. Он вообще был хорошим, и часто гулял со мной маленьким. Я любил его. Это все было нечестно. Я так и подумал: нечестно! И попер на призрака.