Дорога на высоту - [25]

-- В общем, на что мне жаловаться? Есть крыша, суп, хлеб, да еще и с маслом. Есть деньги на кино. Дети со мной... Только там я была Евгения Ильинична, а здесь я -- ни-что-о. Дерьмо.

-- Бабушка, -- с ухмылкой сказала Светка-младшая, она слышала разговор, -ты здесь гэ-вэ-рэт! {госпожа}

-- Гэвэрэт, -- покачала головой бабушка, -- как раз об этом я мечтала всю жизнь.

-- Мы все здесь дерьмо, -- заметил Анатолий.

Подошел Игорешка:

-- Папа, а что такое "дерьмо"?

Но такое у мамы прорывается редко. Как-то, правда, еще сказала:

-- Одна моя знакомая очень грустит, мол, всех сравняла алия -- и богатеньких, и бедненьких. Конечно, она недовольна: там работала в киевском торге, приехала -- вся в золоте. А у здешних золота больше навешано.

В самом деле сравняла?

Вот эта женщина -- кем была? Там -- кем? Сразу и не скажешь. Шикарная женщина. Впрочем, нет, ничего особенного, но косметики много, одета с шиком, это да. Вещи, конечно, привезены с собой, еще оттуда шмотки, все импортное, все, как говорили там, "фирма". Держится уверенно. Сигарета во рту. Пожалуй, она уже выплыла.

В Союзе с такими особами Светлане становилось неуютно, а тут запросто. Ее обслуживает дама вся в "фирме" -- нарезает, взвешивает, складывает в пакет продукты. Никакого неудобства. Светлана спрашивает:

-- Магазин ваш?

-- Да.

-- Не страшно? Я слышала, многие прогорают. Надо уметь торговать.

-- Ничего тут мудреного нет. Главное -- связь с поставщиками. Но это дело мужа.

-- В Союзе не занимались торговлей?

-- Торговлей? Нет, никогда, -- при этих словах массивные серьги звякнули в такт решительному движению головы хозяйки магазина, -- я парикмахер. Двадцать два года стаж.

Вот так. У каждого своя профессиональная гордость.

А ты? Гордись сколько хочешь, а завтра опять идти убирать чужую квартиру.

И радуйся, что ты на своей исторической родине.

x x x

Автобус подъехал к их городку. Светлана с усилием поднялась, гудели ноги, гудело все тело. Был трудный день сегодня и завтра будет не легче.

Она вышла из автобуса, оставив там всех своих невидимых собеседников. Скорее домой! Принять душ и лечь.

-- Гвэрэт, царих лаазор? {Госпожа, нужна помощь?}

Светлана оглянулась. Ее догонял мужчина. Среднего роста, лысоват, остаток шевелюры -- и в темноте видно -- черный, как все выходцы с Востока, пузо вперед, очень, наверное, нравится себе этот господин. Уверен, что никто не откажется, если он предлагает помощь.

Еще бы! С такими сумками в позднее время она похожа на одинокую женщину, которой можно на вечерок подставить плечо за... За сколько? Светлана ответила резко:

-- Нет! -- на иврите.

-- О-о! -- протянул рыцарь совсем по-русски. И отстал.

Мог бы все-таки Толя ее встречать. Когда дома, мог бы. Ему и в голову не приходит это.

Анатолий докурил сигарету, погасил ее, прикрыл окно.

-- Кто из нас раньше мог себе представить, что в стране евреев никому не нужны мозги? Самый неходкий товар.

Светлана услышала эти слова как будто откуда-то издалека, и вдруг поняла, что все это время Анатолий, пока курил, что-то говорил, рассказывал, рассуждал о чем-то, а она -- она не слушала, думала о своем, жила своим. Что это? Они стали, как двое глухих. Надо было что-то сказать, и Светлана сказала:

-- Не может быть, чтобы мы не нашли выход, чтобы жизнь у нас не устроилась, -- она в самом деле так сейчас думала. -- Надо только ко всему относиться спокойнее.

-- Конечно, я найду выход, -- Анатолий не сомневался. -- Но -- спокойнее? Когда вокруг столько идиотизма?

-- Ты можешь справиться со вселенским идиотизмом?

-- Но я не могу быть спокойным. Куда ни посмотришь, с чем ни столкнешься... Предлагаю сделать обычную лебедку -- нет, таскают раствор ведрами. Насос, обычный насос использовать -- нет, невозможно. И ты говоришь...

-- Тебе же от этого самому хуже. И нам тоже.

Но не все так, не может быть, не должно быть, чтобы вокруг только тупость и шекели, шекели, шекели.

Не может быть. Нет.

Ей вспомнилась вдруг высокая худая старуха с большими светлыми глазами, знакомая мамы. Мама рассказывала о ней много. Приехала эта женщина в страну давным-давно, еще ребенком, привез сюда семью отец-сионист. В Польше продали фабрику, здесь купили кусок земли, пахали, сеяли, защищались от арабов. Но то были рассказы мамы. А тут повезло: увидела и даже поговорила. Она ехала на экскурсию со старыми израильтянами, членами какого-то братства. Пригласили маму, разрешили взять с собой дочь и внука, ее и Игорешку. В автобусе наискосок от Светланы сидела старая женщина, виден был сухой горбоносый профиль. Светлана сразу поняла -- это и есть героиня маминых рассказов. Представила себе ее молодую, стройную, верхом на лошади. И сейчас, в свои восемьдесят, мама говорила, она ездит по их холмистому городку на велосипеде. Похоже.

Захотелось узнать поближе эту старую женщину. Но было неудобно заговорить первой.

А потом автобус остановился среди гор, все вышли, Светлана стала в стороне, она не слушала, о чем говорил гид, машинально сжимала игорешкину ручку, смотрела вдаль, охваченная удивительным чувством тишины и покоя. Вечности. Высокая старая женщина подошла, стала рядом, тихо спросила: