Дорога на Стрельну - [16]
А с другой стороны, пожалуй, действительно Нюрка. Такое имя ей шло больше. Хоть куда девица! Белые волосы, завязанные сзади пучком. Чёрные глаза, хоть и небольшие, но живые, задорные. Чуть вздёрнутый носик. Белые-белые зубы, то и дело обнажаемые улыбкой. Все это делает её лицо очень даже привлекательным. Серое бумазейное платьице, перехваченное ремешком, облегает стройную, плотную фигуру. На шее и на загорелых икрах золотится лёгкий пушок.
Конечно, заглядеться на такую девушку и впрямь не диво. Но заниматься флиртом сейчас, здесь, когда рядом столько горя, когда сама эта девушка должна думать о том, как спасти своих стариков, казалось мне совершенно неуместным. Впрочем, думает ли она о своих стариках? Льнёт к моряку, которого только что увидела. Скажите на милость, любовь с первого взгляда!
Между тем моряк за руку подвёл девушку к нам.
— Знакомься, Нюрка. Это мои товарищи. Этот вот Андрей. А это Саня. Имей в виду, ребята неплохие.
Нюрка подала нам поочерёдно руку.
Её Кратов представил так:
— Девушка, братва, сами видите, ничего себе. Я её прозвал Белая Головка. — При этом он усмехнулся, довольный изобретённым прозвищем. Мне оно показалось грубым. «Белая головка» — так именовали водку высшего сорта, запечатанную белым сургучом. Почему этим именем надо было окрестить девушку?!
Но сама Нюрка, будто прочитав мои мысли, сообщила:
— Между прочим, меня и папаша так называет. Вы с ним, Паша, как сговорились, — улыбнулась она Кратову.
— Значит, и с папашей твоим найдём общий язык. — Кратов похлопал Нюрку по плечу.
Разговор был прерван командой Сечкина:
— А ну, товарищи женщины, двинулись! По одному… то есть по одной, за направляющим, марш!
Женщины пошли гуськом по кювету за долговязым бойцом. За ними зашагал Сечкин.
— Пойдём и мы, Нюрка, — сказал Кратов, давая понять, что они сами по себе.
— А мы с тобой, Саня, пока горушка прикрывает, пойдём по шоссе, — сказал мне Андрей.
Я поднял из кювета чемодан, и мы пошли. За нашей спиной заурчали моторы: с развилки разъезжались машины. Я оглянулся. Лейтенант смотрел нам вслед. Я помахал ему рукой. И он, как мне показалось, обрадованный этим, помахал в ответ.
Шагая уже по кювету, мы зашли за очередной трамвайный поезд. Андрей остановился и стал смотреть на удалявшуюся от нас группу.
— Ну что творят, что делают! — вырвалось у него.
Женщины недолго шли одна за другой по кювету. Где-то впереди, ближе к Стрельне, часто рвались снаряды и мины. Чаще стали бить с моря корабли. И матери не выдержали, не сдержали своих обещаний. Они не шли, а бежали. Каждая старалась вырваться вперёд, обогнать других. Многие бежали правее кювета по траве. Трое или четверо, во главе с женщиной в цветастом платье, то бегом, то шагом спешили по шоссе.
Сечкин и его долговязый товарищ пытались восстановить порядок. Они то забегали вперёд, задерживая сильно вырвавшихся, то сгоняли в кювет бегущих по дороге, что-то кричали… Это мало помогало и, пожалуй, создавало ещё большую сумятицу.
— Андрей, надо бы помочь этому Сечкину, — предложил я.
— Трудно теперь помочь. Разве что так…
Шведов вскинул винтовку и трижды выстрелил в воздух. Женщины замедлили шаг, многие оглянулись. Шведов погрозил им кулаком и жестами показал, чтобы они спустились в кювет. Сечкин, воспользовавшись моментом, построил их гуськом, и движение пошло в прежнем порядке. Но очень скоро опять началась толчея и женщины снова повыскакивали кто на поле, кто на шоссе. К моменту, когда группа подошла к повороту и стала скрываться с наших глаз, было ясно, что она опять рассыпается в беспорядочную бегущую толпу.
— До добра эти бега не доведут, — сказал Андрей. — Не справиться Сечкину с этой бабьей ротой.
— Так догоним их!
— Этих мамок ничем теперь не удержишь. Не стрелять же в них. Да хоть и стреляй, не остановятся. Неправильно лейтенант сделал. Нельзя было их выпускать.
— Как? — изумился я. — Вы бы их не выпустили?
— Ни под каким видом, — отрезал Андрей.
Вот, оказывается, почему он молчал, когда все другие просили лейтенанта пропустить женщин.
Спорить с Андреем мне сейчас не хотелось, поскольку дело было сделано, женщины шли в Стрельну и уже скрылись за поворотом. Но удивлён я был крайне. Выходит, симпатичный Андрей — сухой, жёсткий человек. А Кратов, который мне так не понравился, оказался человеком сердечным. Он жарче всех вступился за несчастных матерей.
Я оглянулся на моряка: как они там с Нюркой?! Но позади нас никого не было видно.
— Наши куда-то подевались, — сказал я безразличным голосом.
— Кто? — Шведов, не оглядываясь, продолжал идти.
— Павел и Нюра.
— Быстро они.
— Что «быстро»?
— Быстро, говорю, они в кусты отправились.
От этих слов на душе стало плохо. Я, конечно, не ребёнок. Пашку Кратова я очень даже хорошо понимаю. Но Нюрка! Так сразу, с незнакомым! И притом без всякого стеснения. Знает же, что мы заметим их исчезновение. Нет, все-таки и Кратов хорош! Нашёл время!.. Ну, черт с ними! Постараюсь о них не думать, хотя это и нелегко. Буду думать о другом.
— Андрей, побежим, догоним женщин. Поможем Сечкину.
— Бесполезно. Давай лучше покурим.
Мы находились как раз возле трамвайного вагона. Шведов прислонил винтовку к подножке, сел рядом на обочину и протянул мне пачку «Норда».
Рожденный в эпоху революций и мировых воин, по воле случая Андрей оказывается оторванным от любимой женщины. В его жизни ложь, страх, смелость, любовь и ненависть туго переплелись с великими переменами в стране. Когда отчаяние отравит надежду, ему придется найти силы для борьбы или умереть. Содержит нецензурную брань.
Книга очерков о героизме и стойкости советских людей — участников легендарной битвы на Волге, явившейся поворотным этапом в истории Великой Отечественной войны.
Предлагаемый вниманию советского читателя сборник «Дружба, скрепленная кровью» преследует цель показать истоки братской дружбы советского и китайского народов. В сборник включены воспоминания китайских товарищей — участников Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в СССР. Каждому, кто хочет глубже понять исторические корни подлинно братской дружбы, существующей между народами Советского Союза и Китайской Народной Республики, будет весьма полезно ознакомиться с тем, как она возникла.
Известный военный хирург Герой Социалистического Труда, заслуженный врач РСФСР М. Ф. Гулякин начал свой фронтовой путь в парашютно-десантном батальоне в боях под Москвой, а завершил в Германии. В трудных и опасных условиях он сделал, спасая раненых, около 14 тысяч операций. Обо всем этом и повествует М. Ф. Гулякин. В воспоминаниях А. И. Фомина рассказывается о действиях штурмовой инженерно-саперной бригады, о первых боевых делах «панцирной пехоты», об успехах и неудачах. Представляют интерес воспоминания об участии в разгроме Квантунской армии и послевоенной службе в Харбине. Для массового читателя.
Генерал Георгий Иванович Гончаренко, ветеран Первой мировой войны и активный участник Гражданской войны в 1917–1920 гг. на стороне Белого движения, более известен в русском зарубежье как писатель и поэт Юрий Галич. В данную книгу вошли его наиболее известная повесть «Красный хоровод», посвященная описанию жизни и службы автора под началом киевского гетмана Скоропадского, а также несколько рассказов. Не менее интересна и увлекательна повесть «Господа офицеры», написанная капитаном 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка Константином Сергеевичем Поповым, тоже участником Первой мировой и Гражданской войн, и рассказывающая о событиях тех страшных лет.
Книга повествует о жизни обычных людей в оккупированной румынскими и немецкими войсками Одессе и первых годах после освобождения города. Предельно правдиво рассказано о быте и способах выживания населения в то время. Произведение по форме художественное, представляет собой множество сюжетно связанных новелл, написанных очевидцем событий. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся Одессой и историей Второй Мировой войны. Содержит нецензурную брань.