Дорога на райский остров - [4]

Мне было крайне неприятно оказаться не у дел, и Бенджамин это понимал. Он, как и Филип, сочувствовал, мне, поскольку я родилась девушкой, что не позволяло мне принимать активного участия в самом необыкновенном деле.

Однажды Бенджамин рассказывал о раскрашивании карт: по его мнению, вскоре должна была произойти кардинальная перемена, и нам следует выставлять на рынок цветные литографии.

Он показал мне оттиск — не карту, а довольно сентиментальную картинку, изображавшую сцену из семейной жизни. Картинка была цветной.

— Это сделал человек по имени Джордж Бакстер, — сказал Бенджамин. — Вы только взгляните на краски. Если бы мы смогли перенести их на свои карты…

— А почему вы не можете?

— Он держит свой метод в строжайшем секрете. Однако я имею представление о том, как это делается. По-моему, он пользуется рядом печатных форм разного цвета, однако при этом он должен иметь правильную приводку. С картами нам придется труднее. Видите ли, мы не можем позволить, чтобы хоть какой-то участок выступал даже на долю дюйма. Если допустить это, можно сделать какую-нибудь страну на много миль больше или меньше, чем она есть на самом деле. Вы понимаете, в чем здесь трудность.

— Стало быть, вы будете продолжать раскрашивать вручную?

— Пока да. До тех пор, пока не сделаем великое открытие.

— Бенджамин, я могу раскрашивать.

— Вы, мисс Эннэлис? Но это нелегкая задача.

— А почему вы считаете, что раз это трудно, я не смогу с этим справиться?

— Но вы же юная леди.

— Не все юные леди глупы, мистер Даркин.

— Ну, я не это хотел сказать, мисс Эннэлис.

— Что ж, тогда дайте мне попробовать.

Кончилось тем, что мне устроили испытание. Я справилась с заданием хорошо, и спустя некоторое время мне дали раскрасить настоящую карту. Как я наслаждалась! Это синее, синее море… мой любимый цвет. Работая, я слышала, как о коралловые пляжи бьются волны. Я видела смуглых девушек с цветами на шее и вокруг лодыжек, я видела маленьких нагих темнокожих детишек, бегущих в море, и длинные каноэ, разрезающие волны. Я сама была там.

Это были вечера приключений. Я взбиралась на горы и пересекала реки — и все время думала, какие же новые земли еще предстоит открыть.

Бенджамин Даркин считал, что работа скоро надоест мне, но он ошибался. Чем больше я делала, тем более это меня восхищало. И я работала хорошо. Мы не могли позволить себе портить карты небрежным раскрашиванием. Мои проверил сам Бенджамин и объявил, что работа выполнена идельно.

Я стала узнавать кое-что об искусстве составления, изучала карты прошлого, и меня стали интересовалась сделавшими их людьми. Бенджамин показал мне копию карты мира Птолемея, составленной около 150 года до нашей эры, и рассказал, что даже великий Птолемей учился у Гиппарха, жившего примерно за сто лет до него. Это меня еще более увлекло, и я проводила волшебные вечера, мечтая о далеких краях и людях, побывавших там много лет назад и составивших карты, чтобы другие могли без труда найти туда дорогу.

Иногда Бабуля М приходила посмотреть, как я работаю. Я частенько ловила ее задумчивый взгляд. Внуки делали Бабуле честь — обоих захватил чарующий мир карт. Ничего лучшего Бабуля и не желала. По натуре она была интриганкой, и больше всего на свете любила управлять жизнями других людей, ибо пребывала в убеждении, что способна делать это лучше, чем сами эти люди.

К тому времени Бабуля уже решила, что Филип должен жениться на разумной девушке, которая приедет в поместье и родит новых Мэллори, чтобы продолжать картографическое дело в Большом Стэнтоне и заботиться о поддержании помещичьего статуса в Малом Стэнтоне. Что касалось меня, то она уже начинала понимать, что ни Джералд Голтон, ни Чарлз Фентон мне не подходят. Она решила подождать, пока не найдет кого-то, кто бы более соответствовал ее представлениям о подходящей партии.

Это позволило мне по-прежнему переживать увлекательные приключения в мастерской и наслаждаться жизнью в поместье. Поместье было домом интересных вещей, которые человек, родившийся в нем и проживший всю жизнь, склонен был забывать. Во-первых, говорили, что в нем есть привидения. На втором этаже был темный угол, где постройка была довольно странной. Это был конец коридора, как будто неожиданно обрывавшийся. Строитель словно решил, что с него хватит, взял да обрезал его.

Слуги не любили ходить туда после наступления темноты. Они и сами толком не знали, почему. Просто у них было какое-то чувство. Ходили слухи, что много лет назад в доме кто-то был замурован.

Когда я попыталась что-то выяснить у Бабули М, мне было заявлено:

— Вздор. Никто из Мэллори не поступил бы так глупо.

— Монахинь иногда замуровывали, — заметила я.

— Это были монахини — к Мэллори они не имели никакого отношения.

— Но это ведь было давно.

— Моя дорогая Эннэлис, все это вздор. А теперь сходи-ка ты к миссис Гоу и отнеси ей немного холодца. Она снова неважно себя чувствует.

Миссис Гоу много лет была нашей экономкой и теперь жила с сыном за строительной мастерской, расположенной между Малым и Большим Стэнтоном.

Я не переставала восхищаться Бабулей М, которая отмела замурованных предков столь же решительно, как и Бабулю К.