Дорога на плаху - [81]

— Да-да, это его слабость. Он страдает ею с детства и готов съесть до десятка пломбира.

Лиля от восторга захлопала в ладоши.

— А еще? Скачки он любит?

— Скачки? Что ты подразумеваешь под скачками, танцы? — не поняла Валентина.

— Лошадиные, на ипподроме. Вот где можно прекрасно разделить интерес, страсть, и угощая мороженым, угодить и понравиться.

— Ты права, хотя и звучит наивно. Но он все бегал в спортзал, на борьбу самбо. Ни одного соревнования не пропускал. Или сам участвовал, или смотрел.

— Это уже кое-что? А еще?

— Он влюблен в одну женщину… — опрометчиво вырвалось у хозяйки.

— Влюблен в женщину! — вскричала пораженная Лиля, обжигаясь глотком чая. — Так вот почему он пренебрег мной. И часто с ней встречается?

— Лиля, детка, прости! Как неуместно выскочила эта больная тема. Боря не встречается, эта женщина в Сибири, в далеком Омске.

— Прекрасно! Что ж вы мне раньше не сказали? Надо разузнать, что она за птичка, открыть ее низменные стороны и на этой почве поссорить их.

— Но как это сделать? Это так далеко.

— Вы ее, конечно, не знаете?

— Как же, как же, видела, как тебя сейчас. Стройная красавица, обаятельная и умная, — не без гордости за любимую сына, говорила Валентина. — И все же небезупречная. Но стоит ли тебе об этом говорить. Я боюсь гнева сына. Упаси Бог, узнать ему о нашем заговоре! — Валентина Александровна взглянула на наручные часы и вскочила. — Извини, Лиля, мне пора бежать на работу. Поговорим как-нибудь в другой раз. Дело это серьезное, в двух словах не выразишь.

— Как скажете, Валентина Александровна. — Лиля была явно разочарована. — Я готова возобновить разговор в любое время, хоть сегодня вечером.

— А Борис, он же будет дома? Давай, я приду к вам на вечерний чай.

— Заметано.

— А вот бульварные словечки Боря не любит, имей в виду, — Валентина Александровна подхватила свою сумочку и, пропуская вперед Лилю, вышла из квартиры.

Шагая к себе, Лиля ломала голову, пытаясь догадаться, в чем же выражается небезупречность неизвестной ей красавицы, в которую влюблен ее Борис. Лиля ненавидела эту женщину.

VI

Этой ночью Евгении приснился Борис. Она видела милое и мужественное лицо парня, и ей так тепло на душе от его улыбки. Но вот он почему-то не видел Евгению, и это несколько огорчало. Он смотрел мимо нее, хотя на берегу Иртыша никого больше не было, она одна стояла и смотрела, как шагает Борис.

— Борис, вы идете ко мне? — спросила Евгения.

— Я всегда иду к вам! — риторически ответил он, не видя ее.

— Неужели вы так и пройдете мимо, не остановившись?

— Это зависит от вас, — удаляясь, ответил он.

Евгения смотрела вслед и увидела, как его закрывает нечто демоническое и огромное, завиваясь то спиралью, то, превращаясь в концентрические круги, неся в себе неизъяснимое, недоброе предчувствие.

Евгения привыкла к ударам судьбы и, проснувшись, не предала значения возникшей в груди тревоге, сожалея о том, что приснившийся Борис промелькнул так быстро, что она не могла поймать его взгляд.

Жаркое омское лето не приносило ей радости, а лишь воспоминания, которые уж больше не греют душу.

Вот она и папа на берегу Енисея, где стоит деревенька Большой Балчуг, купаются и рыбачат. Вдвоем они переплывают на остров, где папа варит уху, и под парок запашистого блюда пьет водку и, блаженствуя, они загорают. Женя, разумеется, водку не пьет. Часто к их компании присоединяется папин брат и тогда водка льется стаканами, а над Енисеем плывет их нестройная песня.

Иногда на отдых в деревню они приезжали втроем. Мама на Енисей не ходила, донимали комары. Женя же в компании мужчин чувствовала себя свободно. Каждый вечер была отменная уха из тайменя.

Теперь она одна. Мама и папа не в счет. С ее взрослением она как-то все больше отдалялась от них, понимая, что желанными и вечными спутниками они быть не могут, а чрезмерная их любовь стала тяготить после той дикой вспышки обвинения в ее несчастьях и внезапного бегства сюда, словно в подтверждение своей вины.

Евгения работала программистом-наладчиком компьютеров в администрации и вынуждена скрывать или говорить неправду о своей жизни в Красноярске, о своем замужестве и рождении уродцев, которые, казалось, тянут ее к себе в мрачный потусторонний мир. Иногда она даже видела себя в том маленьком гробике, в котором отвезли на кладбище Василька, и слезы ее горячими бриллиантами катились по щекам. Она не вытирала их, не было сил из-за отчаяния, охватывающего ее сердце. Она, в принципе, готова последовать за своими младенцами, потому что ей более никто не нужен, да и сама никому, кроме родителей. Евгения специально набросила на себя маску нелюдимого человека и общалась с людьми сухо и официально, полагая, что в таком случае ей никто не будет лезть в душу, но старалась исполнять свою работу хорошо, была безотказной на всевозможные сверхурочные наладки компьютеров в огромном здании администрации, которое до предела напичкано новой техникой. Хорошее знание английского языка быстро продвинуло ее известность.

— Евгения, плачу «зелеными» за перевод английского текста, — предложил однажды один молодой коммерсант. — Это аванс. Столько же после окончания перевода. Когда будет готово?