Дорога на плаху - [28]

Сноха вернулась быстро и с порога закричала:

— Костя, акушерка на дежурстве, она не может прийти, у нее в больнице роженица. Собираем Наташу и везем в больницу.

— Нам разрешат дежурить?

— Скорее всего. Больница полупустая.

Людмила Сергеевна уже в годах была по-настоящему мастером на все руки, удивительно талантлива и добра. Она внимательно осмотрела Лиду и удовлетворенно сказала:

— Ранним утром, матушка, будем принимать младенца. Все у тебя хорошо. Опыт у тебя, говоришь, есть. Кто первенец?

— Сын.

— Нынче, похоже, дочка стучится. Лежи спокойно, жди своего часа. А мне домой надо сбегать. Ночь сегодня моя. Да ты не волнуйся, я тебе даже час назову, около четырех утра родишь. Сестра здесь остается, если что — прибежит за мной.

— Я не за себя, я за Игоря. Оставила его в такой день. Моя хозяйка тетя Аня, я заметила, недолюбливает его. Как бы конфликт не вышел, дождался бы он меня.

— Анна все понимает, матушка, она твою просьбу выполнит, твоему Игорю слово поперек не скажет. Уж, я то знаю ее характер. Ты отдыхай, не волнуйся. Вечером, поди, твой Игорь наведается. А уж Анна-то, обязательно прибежит.

С этими словами Людмила Сергеевна удалилась, и Лида осталась одна в ожидании своего часа. В палате тепло, тихо. Минуты тянулись томительно. Дважды в палату заглядывала медсестра, спрашивала о самочувствии и уходила в другие палаты к больным проводить процедуры.

После шести пришла тетя Аня. Она осмотрела Лиду, как добрая внимательная мать.

— Где мой Игорек? — спросила Лида. — Вы его видели?

— Я с обеда торопилась, он в подъезде мне встретился. Рассказал о тебе, да уж знала, твою записку прочитала. Попросил, если я не возражаю, то он хотел бы дождаться тебя после родов в моей квартире. Я сказала, что мы с тобой на этот счет договорились, и впустила его. Пришла с работы — он дома. Поужинали. Я к тебе засобиралась. Он мне говорит: мол, сегодня он к тебе не пойдет, ему в Тынду надо, а как только вернется — навестит.

Лида слушала, широко раскрыв глаза, и какая-то смутная тревога подступила к ее сердцу.

— Отложил бы поездку, говорю. Лиде твоя поддержка нужна.

«Не могу, — отвечает, — решается вопрос нашего будущего. Я же не знал, что она сегодня рожать соберется».

— Дело твое, сказала я. — Поезд на Тынду, ты знаешь, в семь вечера. Вот мы вместе и вышли из квартиры. На улице он мне конверт подает.

«Это Лиде передайте. Я написал, зачем еду, она все поймет. Можете даже завтра отдать, после родов».

— Почему завтра, давайте сейчас, — нервничая, сказала Лида, а холодок тревоги все настойчивее схватывал ее сердце.

— Вдруг там что-то неприятное, а тебе расстраиваться сейчас нельзя, — с сомнением сказала тетя Аня.

— Ну что вы, он же объясняет свой отъезд. Возможно, собирался сказать об этом мне, но нам поговорить просто не хватило времени, сильно уж у меня началось, а сейчас, видите, отпустило. Зря торопилась, — сказала Лида, но тут же поморщилась от боли, застонала, стиснула зубы.

— Тебе плохо? — с тревогой спросила тетя Аня.

— Мне плохо от неизвестности, — с трудом проговорила Лида.

— Но разве у человека не может быть срочных дел? — решила прибегнуть к хитрости тетя Аня, видя свою оплошность с письмом, чтобы успокоить разволновавшуюся женщину. — Он так и сказал: решается вопрос о нашем будущем, возможно, речь идет о хорошей работе.

— Вот именно. Я должна знать, — борясь с болью, сказала Лида.

В палату вошла Людмила Сергеевна.

— О чем речь, девоньки? — спросила она.

— Тетя Аня не хочет отдавать мне письмо от Игоря, — сказала торопливо Лида.

— Никаких писем, родишь, тогда хоть зачитайся, — строго сказала фельдшер. — Пошли, матушка, отсюда. Пусть роженица успокоится. Никуда ее Игорь не денется.

Лида не могла больше ни о чем думать, как о письме. На задний план отошли страхи перед родами. Что в том письме? Что хотел сообщить ей Игорь, почему возникла тревога в груди, когда говорила тетя Аня. Она добудет письмо сегодня же, не станет же Людмила Сергеевна носить его в кармане. Наверняка положит его в стол, чтобы не обронить. Стоит проследить за Сергеевной, когда она пойдет в палату к больным, быстренько проскочить в ее кабинет и найти в столе письмо. А теперь — спокойствие. Пусть фельдшерица убедится, что я нисколько не волнуюсь из-за письма, иначе бдительность Людмилы Сергеевны не усыпить. Лида не сомневалась: в письме судьбоносное сообщение, она чувствовала сердцем.

Лида, как разведчик в секрете, прислушивалась к звукам в коридоре. Они почти не доносились до ее слуха. Тогда она встала и приоткрыла дверь и стала наблюдать в щель за фельдшерским кабинетом. Она подолгу стояла в надежде на удачу. Но больница, казалось, вымерла и находилась в инопланетном мире. Лида уставала стоять, словно несла в охапке тяжелую вязанку дров, а бросить ее нельзя: дрова загремят. Она на минуту отходила от двери, садилась на кровать, затем снова шла на свою позицию. В крайней палате появился шум, двое мужиков прошли к входной двери, присели на корточки и закурили. Лида слышала их невнятный разговор и поняла, что скоро отбой, обход. Лида насторожилась. Мужики ушли, а вскоре из кабинета вышла фельдшер, в руках у нее была капельница, из кармана торчал флакон с лекарством, значит, письмо наверняка в столе. Сергеевна направлялась в палату к женщинам, которая располагалась следующей по коридору. Лида тяжело опустилась на кровать, прикрыла глаза и вовремя: Людмила Сергеевна зашла к ней, спросила о самочувствии.