Дорога на плаху - [23]

— Мой отец бы простил, но мачеха!

— Может быть, все же сделать аборт? — неуверенно сказал Игорь.

— Ах, что скажут люди, ведь его не скроешь, надо ехать в район. Но это полбеды: наша легенда рассыплется, и тебя не станут отпускать ко мне.

— Я этого бы не хотел. Меня считают вполне порядочным человеком, верят и репутацию подмачивать не стоит. Тем более, когда ждешь досрочного освобождения.

— Вот видишь, все сходится к одному.

— Тогда тебе надо подыскать более подходящую квартиру. Скоро на топчане будет дубак.

— Я подыщу.

— Но это будет дороже, — не очень-то удовлетворенно сказал Игорь.

— У меня есть подруга по работе, Катька. Она уезжает с мужем на месяц в Крым и просит меня подомовничать.

— Пока сгодится.

— Видишь, как хорошо решать вопросы, когда есть согласие, — радовалась Лида, находясь на седьмом небе от счастья.

VIII

Март 1998 г.

Евгения Кузнецова собралась рожать. Ее знали в роддоме, и она многих медиков. В палате она увидела свою знакомую Елену, с которой лежала на сохранении и подружилась. Та приветливо помахала ей рукой, Евгения ответила. Вскоре начались предродовые схватки и Кузнецову укатили в операционную. Она рожала трудно и долго, исстрадалась, но была счастлива, когда ослабленная болями и, наконец, освободившаяся от них, вдруг услышала слабенький крик своего младенца. Кто-то сказал, что у нее мальчик. Его поднесли, опустили ей на грудь, и она сквозь слезы радости видела жидкие темные волосики на головке.

Он живой и кричит! Она не виновата перед Анатолием, знала, что она полноценная женщина и способна рожать здоровых, крикливых ребятишек! Игорь Владимирович прекрасный самец. Малютку унесли, надев на правую ручку мальчика именную бирочку. Малышу необходимо тепло. Какое-то время ее Толечку продержат в инкубатории, а затем принесут на кормление грудью. У нее много молока, грудь распирает. Силы ее восстанавливались быстро, и когда ее привезли в палату, счастливая, она самостоятельно встала и легла на кровать. Рядом лежала ее знакомая Елена.

— У меня мальчик, — счастливо сообщила Евгения, — а у тебя?

— Тоже мальчик. Я родила раньше тебя, почти без болей, и уже кормила грудью.

— Скоро принесут моего. Он сейчас в инкубатории, для укрепления.

— Все правильно, — подтвердила Елена, — лежи и набирайся сил.

— Да-да, — согласилась Евгения, поудобнее устраиваясь под одеялом, и через несколько минут погрузилась в спокойную дрему.

Проснулась она от детского плача. Это второй раз принесли на кормление малыша Елены.

— А где же мой? — спросила она медсестру.

— Я сейчас скажу доктору, что вы проснулись, — сказала сестра и ушла.

Она долго не приходила. Евгения заволновалась. За окном давно начался день, и ее мама с папой с минуты на минуту появятся в роддоме за известиями, а она еще не кормила сына. Сестра все не шла. Евгения встала и отправилась разыскивать врача. В коридоре пусто. Она прошла в комнату, где лежали младенцы, увидела бирочку на кроватке со своей фамилией. Рассердившись на персонал, она осторожно подошла к кроватке и взяла младенца, личико которого прикрыто простынкой, торопливо выбежала в коридор и вернулась в палату.

— Вот и мы! — радостно сообщила Евгения, — сейчас покормлю моего Толеньку, — она присела на кровать, откинула уголок простыни, скрывающей личико. И о, ужас! У младенца не был прорезан левый глаз, лоб заострен, как шило, вместо носа ровная плоть с крошечными дырочками. В страхе Евгения быстро развернула младенца. На правой ручке нет пальчиков. Евгения вскрикнула. Быстро уложив ребенка на кровать, схватила подушку и с силой прижала к его лицу. В дверях мелькнула перепуганная медсестра.

— Кузнецова, — крикнула она, — не смейте!

Евгения, истерически рыдая, всем телом навалилась на подушку, ухватившись руками за боковины кровати, почувствовала, как ее пытаются оторвать от постели, выдернуть из-под нее младенца-урода. Она слышала возбужденные крики рожениц. Ее приподнимали, тогда она с силой лягнула кого-то ногой, недаром в школе ходила в секцию кунг-фу. Но ее снова стали отдирать от кровати, но снова последовал удар ногой. Ей надо продержаться не меньше двух минут, он жить не будет, как не будет жить и она.

Переполох в палате нарастал. Вбежал хирург, он с силой ударил по правой руке Евгению, но сразу оторвать от подушки не смог и стал заламывать руку. Борьба продолжалась, секунды шли. Наконец он перевернул женщину на спину, схватил младенца. По выражению лица хирурга Евгения поняла, что ее крошка-урод не дышит. Детоубийца больше не плакала.

— Что вы наделали?! — воскликнул мужчина.

Собрав все силы, Евгения стремительно вскочила, и не успел хирург что-либо сообразить, как она бросилась к окну. Ударом кулака она разнесла стекло, с силой чиркнула запястьем по хищно торчавшим острым осколкам, вспоров вены. Кровь ударила фонтаном.

Палата потонула в жутком женском визге.

Хирург, оставив труп младенца, бросился к Евгении, но она встретила его ударом ноги в живот.

— Не трогайте меня! Я не хочу жить!

Кровь окрасила пол и стала растекаться. Кто-то бежал к ней. Евгения здоровой рукой вырвала из окна острый длинный осколок, сжала его как смертоносный клинок гладиатора.