Дорога на плаху - [12]

— Все при тебе есть: ум и тело — загляденье, — согласилась медсестра с грустной миной на лице. — Только не каждый полюбит чужое дите. А побывал бы в шкуре братца моего, по-другому смотрел бы, — вернула Римма разговор в прежнее русло. — Тебе бы их достаток! Ребеночек бы как сыр в масле катался.

Слова медсестры то и дело бросали Лиду в жар отчаянной безысходности, то возвращало в холод наметившегося плана, и она торопилась покинуть палату, боясь душевного срыва от проницательного взгляда Риммы.

В общежитии Лиду встретили радушно и шумно.

— Показывай своего богатыря, — говорила Вероника, беря у Лиды из рук запеленованного младенца.

— Это от нашей бригады тебе детский набор, — сказала Зоя, отвечающая от профсоюза за быт своих товарок. — Располагайся пока на своей кровати. Думаю, на днях тебе дадут отдельную комнату.

— Будешь в отдельных хоромах, как кум короля, — трещала Вероника. — Молоко-то у тебя есть?

— Есть, но не очень, — соврала Лида, бесконечно думая о своем плане.

— Ничего, сейчас есть хорошее детское питание. Сходи в дом малютки и тебе будут выдавать бесплатно.

— Спасибо девчата за заботу, только я отвезу малыша в Ачинск к отцу и сюда, пожалуй, не вернусь. Пока лежала в больнице, меня тут обворовали. Забрали несчастные тряпки.

— Лидка, куда же ты срываешься? — уговаривала Вероника. — Здесь хоть кто-то есть знакомый. Работа, угол. Пристраивай ребенка, да засучивай рукава. Работы на стройке — море.

Лида задумалась. Если она благополучно сплавит с рук обузу, пожалуй, до лета стоит поработать на стройке, сдать экзамены за десятилетку. Девчата зарабатывают сравнительно неплохо, одеваются, кормятся, выпивают. Она выпивать не станет, подкопит денег и — в Москву с рекомендацией театра. Вот только бы удался ее план.

С билетом на руках, Лида вскочила в автобус перед самой отправкой, уселась на первое свободное сидение и осмотрелась: нет ли знакомых?

Выглядела она далеко не привлекательно, одетая под цыганку, покрытая цветастым платком с кистями. На плечах темный, не по размеру, плащ-реглан из-под которого выглядывала невообразимых размеров юбка. Все это она одолжила у женщин в общежитии, а в таком платье была мало узнаваемая красавица Лидия Савинова, какой ее знали в Ачинске. Покормив грудью младенца, она отвернулась к окну, печально смотря на моросящий мелкий дождь, который впрочем, ничуть не раздражал ее, а погода была под стать ее настроению. Гораздо хуже было бы для нее, если бы полыхало солнце, а люди бы восхищались чудесным днем. Для нее приятнее слышать раздраженные реплики, под стать ее душевному состоянию:

— Ну, заладил на неделю. Вымочил до нитки, пока добежал до автобуса.

— Развезло грязюку по самые уши, сапожонки насквозь промочил, — мрачно поддержал разговор кто-то. — С поясницей теперь замаешься.

Это хорошо, что не ей одной плохо. Лида была бы рада, если бы вдруг разразилась всеобщая беда, например, наводнение, и общество бы с ней разделяло ее несчастье и неустроенность. Но такого события не происходило, наоборот, по радио передавали громкие репортажи о победах гидростроителей, ударном завершении жатвы на полях необъятной страны, которая засыпала в закрома многие миллиарды пудов хлеба и обеспечила народ сытной жизнью. Где-то в далекой Прибалтике получают рекордные надои молока, и дояркам на грудь вешают золотые медали героев. От таких сообщений Лиде хотелось плакать. Из всеобщего счастья только она одна тянет колючую лямку невзгод и хлебает горькие последствия сладостных мгновений, промелькнувших метеоритами, оставив глубокий рваный след в ее душе, кровоточащий, заливая ее сердце ядом, оставляя его без жалости к своему кровному. Но хуже ли будет ему в ее планах? Малыш не понимает и не поймет никогда, но она-то знает, что хуже не будет от этого предательства ни ей, ни ему. Она не одна предает младенца. Есть еще предатель-отец, которому уж точно, нисколько не хуже от полной свободы.

Лида успокаивала себя тем, что подсказанные тетей Риммой и избранные ею люди, знакомые. Она знала их доброту и обеспеченность, стремление обрести ребенка и воспитать его своим сыном или дочерью. Она убеждена в их способностях, и уверена, что лучше ее справятся с обязанностями родителей и воспитателей. Точка поставлена навсегда.

Сейчас главное незаметно все выполнить. Автобус придет в Ачинск вечером. Это хорошо. Ее трудно узнать одетой под цыганку. Недаром же у нее талант актрисы, роль, как ей кажется, она играет блестяще, даже судя по тому, что к ней на сидение никто не подсел, опасаясь козней цыганки. Она разложила в беспорядке свои вещи, сумочку, небольшой саквояж, бутылочку с соской, пачку детского питания, которое на всякий случай купили девчата накануне.

Вчера ее осенило: приготовив тетрадный лист, фиолетовую копирку, ручку, она ночью сочинила и написала записку под копирку, разрезала ее фигурной линией, одну оставила у себя, вторую уложила с младенцем. Записка сослужит ей службу на тот случай, если вдруг кто-то станет обвинять ее в уничтожении ребенка. Но это на крайний случай. Во-вторых, возможно, она когда-нибудь окрепнет и задумает вернуть ребенка. Вот что у нее получилось: «Если вы добрые люди, воспитайте мою крошку. Мальчика зовут Саша, родился пятого октября 1974 года. Копия записки находится у матери мальчика, на случай определения ее материнства, и что мальчик жив. Простите меня».