Дорога на Ксанаду - [58]

Размахивая руками, я совершил поворот на сто восемьдесят градусов.

Над потоком возвышалась только верхняя часть туловища Анны, освещенная бесчисленными лучами, отражавшимися на стенах параллельными вертикальными рядами. Нас окружали всего три стены, четвертая отсутствовала — со стороны выхода комната уходила в никуда. Над нами тоже была пустота без границ, и лучи терялись где-то в черном небе. Вокруг не видно было и намека на утреннее солнце.

Вдруг я увидел, как на нас из пустоты движутся дрейфующие льдины — высотой с мачту и зеленые, как изумруд.

— Ныряй! — приказала Анна.

Я послушался, набрал воздуха, заткнул нос и упал лицом в воду. Я двигался с грацией морского слона во время кормления. Анна нырнула вслед за мной, убрала мою руку от носа. Я мог дышать! Без особых проблем мы погружались все глубже. Должно быть, между пальцами наших ног выросли перепонки. Я чувствовал себя легко и безопасно, совершая бесшумные движения, а прямо над нашими головами льдины ударялись о стены с ужасным грохотом.

Зеленый свет жидкой глиной струился на нас сверху и, обволакивая нас с головы до ног, превращал нас в скульптуры из изумруда.

Моя нога уперлась во что-то твердое, я был сбит с толку, но до меня быстро дошло: стены шахты на самом деле никуда не исчезли, даже когда мы погрузились на сотни ярдов вглубь.

Перед нами появилась какая-то маленькая желтая точка, которая, постепенно увеличиваясь, превратилась в прямоугольник: окно, и сквозь него пробивались солнечные лучи. Еще один взгляд на самую черную бездну. Но там оказалась стеклянная дверь. Конечно, у Анны оказался ключ от нее, и мы вошли туда. Нас подхватил водоворот, начал поднимать кверху и, наконец, выбросил из воды.

Итак, мы очутились на берегу, покрытые песком и омываемые турецким прибоем. Я смотрел на брызги морской пены, которые, словно белые эльфы, танцевали на гребне волны, и пытался уложить все свои впечатления на воображаемую полку, где крупными буквами было написано: «Рассудок». Анна постучала по моему плечу, я обернулся, и полка в моей голове обрушилась с диким шумом.

За валом, в расплавленном воздухе, показались стены дворца неземного изумрудного цвета, в котором смешались пламенный нефрит и ляпис-лазурь. За открытыми воротами виднелась дорога, окаймленная дубами. Она вела к лугу. Там, в тени гранатового дерева, чьи плоды выглядывали из-за мощных ветвей, словно полные луны, лежала женщина.

Меня потянуло туда, я не мог контролировать себя, потому что мой разум мне уже не подчинялся. Внезапно у меня пошла носом кровь. Я никак не мог остановить ее ток. Анна засмеялась, вытерла кровь носовым платком и, достав один из своих ключей, открыла невидимую дверь.

Ну что еще сказать? Мы очутились там. Без сомнения, мы находились в саду Ксанаду, а эта женщина была ханом.

— Пришел аспирант, — сказала Анна.

Женщина, прежде лежавшая к нам спиной, встала и повернулась. Ее лицо было белого цвета. Не бледное, даже не белесое, а абсолютно белое. Кожа обтягивала кости черепа, и единственным ярким пятном на ее лице были припухлости губ. Нос — прозрачный, аза ним зияла дыра. Черные волосы обрамляли белое лицо. Вся она напоминала извещение о смерти ее же самой. И все же ее нельзя было назвать уродливой. Точнее сказать, она была и уродлива, и прекрасна одновременно. Очень старой и в то же время женственной, манящей и разрушительной.

— Жизнь в Смерти! — вырвалось у меня, а женщина улыбнулась, и я увидел черную бездну за ее зубами.

— Не совсем, — прошептала Анна мне на ухо, — скорее, ее прототип.

Только сейчас я заметил дымящийся медный котел, подвешенный на ветке гранатового дерева, покачивающийся в воздухе над раскаленным поленом. Женщина выудила из-под своего запятнанного балахона — или робы из белого сатина? — какой-то прибор, похожий на секиру: на серебряной рукоятке были закреплены два острых серебряных серпа, один выгнутый, другой, наоборот — вогнутый. Конец рукояти расширялся книзу и заканчивался полусферой. Когда же женщина опустила этот конец в котел, с веток гранатового дерева взмыли вверх сотни ворон.

— Ты готов? — спросила женщина и поднесла половник к моему рту.

Жидкость, которую она зачерпнула из бурлящего котла, была темно-красной.

— Готов — к чему? — спросил я. Нет ничего лучше встречных вопросов, если хочешь потянуть время. К тому же я вряд л и смог бы насладиться этой похлебкой, предварительно не остудив ее.

«Пара кубиков льда изумрудного цвета не помешала бы этому яству», — подумал я.

— Я думала, ты подготовила его, — обратилась женщина к Анне.

— Он готов. — Анна положила руку на мое плечо и большим пальцем начала массировать мое хронически напряженную точку возле шейного позвонка.

— Один год, — обратилась ко мне Жизнь в Смерти, — один год во дворце. Все, что было до этого, — бессмысленно. Все, что произойдет потом, — всего лишь мостик к твоей смерти.

Хорошее определение моей жизни, подумал я, с дворцом или без него.

Анна усилила массирующие движения.

— Почему бы и нет, — сказал я. Взял из рук женщины половник и подул на похлебку. Можно ненароком обжечь губы.

Предусмотрительно я дотронулся кончиком языка до варева.