Дорога на космодром - [154]

Королев читал свежие сообщения на космодроме и хмурился. Приключения шимпанзе доказывали: запуск и возвращение космического корабля – задача чрезвычайной трудности. Он мог представить себе, где, когда и что может отказать в «Востоке» и носителе, но невозможно было предусмотреть бесчисленные варианты всех взаимосвязанных, протекающих одновременно или с молниеносной последовательностью отказов. Разве что холодному электронному мозгу по силам такое, но ведь он сможет помочь только тогда, когда все эти варианты и связи будут обнаружены и заложены в его «памяти»…

Сильный ветер гулял по такырам, сдувая снег, под которым желтела твердая, как бетон, глина. Королев решил пройтись, глотнуть воздуха: от МИКа до его домика полкилометра, не больше. В МИКе готовили четвертый корабль. И пятый, тоже беспилотный. Последний? Никто не знает. Только одно известно было Главному конструктору: человек полетит в космос тогда, когда он, Королев, будет уверен в надежности корабля. Сергей Павлович никогда не рассчитывал на то, что с «Востоком» все пойдет гладко, без сучка и задоринки. И главный смысл в испытательной работе Королев видел в ясном понимании причин состоявшихся отказов и обнаружении неких порочных закономерностей, которые вели к отказам пока несостоявшимся. Знать – понимать – предвидеть – движение по такому курсу должно было привести к успеху. Поэтому, когда первый корабль-спутник уже с системой ориентации и тормозной двигательной установкой в мае 1960 года не захотел сходить с орбиты, Королев прежде всего стремился узнать, почему это произошло. Разобрались очень скоро: не сработала инфракрасная вертикаль, тормозная установка превратилась в разгонную, корабль ушел на более высокую орбиту. Об этом потом вспоминал один из заместителей Королева, член-корреспондент АН СССР К. Д. Бушуев:

– Мы возвращались однажды с работы вместе с С. П. Королевым на машине. Не доезжая квартала до его дома, Сергей Павлович предложил пройти пешком. Было раннее московское утро. Он возбужденно, с каким-то восторженным удивлением вспоминал подробности ночной работы. Признаюсь, с недоумением и некоторым раздражением слушал я его, так как воспринял итоги работы как явно неудачные! Ведь мы не достигли того, к чему стремились, не смогли вернуть на Землю наш корабль. А Сергей Павлович без всяких признаков огорчения увлеченно рассуждал о том, что это первый опыт маневрирования в космосе, перехода с одной орбиты на другую, что это важный эксперимент и в дальнейшем необходимо овладеть техникой маневрирования космических кораблей и какое это большое значение имеет для будущего. Заметив мой удрученный вид, он со свойственным ему оптимизмом уверенно заявил: «А спускаться на Землю корабли, когда надо, у нас будут! Как миленькие будут. В следующий раз посадим обязательно…»

Королев не обманул Бушуева: 19 августа 1960 года второй корабль-спутник с собачками Белкой и Стрелкой на борту, с двумя крысами, 28 мышами и целым выводком мух-дрозофил вышел на орбиту, а на следующий день приземлился с точностью вполне удовлетворительной. Возбужденный, радостный Королев специально летал в Орск, чтобы встретить космических путешественников: ведь это были первые живые существа, вернувшиеся на Землю.

Белка и Стрелка вернулись из космоса.

Успех требовал закрепления. В конструкторском бюро всю осень шла работа, которую инженеры называют «доводкой». Старт третьего корабля-спутника был назначен на 1 декабря. Спускаемый аппарат с Пчелкой и Мушкой во время спуска сорвался на нерасчетную траекторию и погиб. Новый год Сергей Павлович встречал в Москве, потом опять улетел на космодром. «Готовимся и очень верим в наше дело», – писал он жене Нине Ивановне 27 января. Он готовился к новым испытательным стартам и очень верил, что полет человека в космос близок. Готовился и верил.

И вот теперь четвертый корабль-спутник. Нужна надежность…

В творческом почерке академика С. П. Королева есть одна особенность, кажущаяся поначалу противоречием. Многие специалисты, работавшие с ним, отмечают, что Сергей Павлович не любил эту самую «доводку» конструкций, предоставляя эту работу другим, а сам старался поскорее заняться чем-то новым, более сложным. С другой стороны, желание двигаться вперед, горячее нетерпение решить эту новую, более сложную задачу никогда не могли заставить Королева поступиться надежностью его конструкций, никогда спешка, а подчас и чужие требования быть впереди не могли заставить его изменить выбранным научно-техническим принципам, а говоря точнее – жизненным, человеческим принципам.

И той зимой в начале 1961 года не было для него ничего важнее двух этих беспилотных кораблей, что стояли в просторном, гулком, как железная труба, МИКе, к воротам которого пронзительные ветра, прозванные монтажниками «пескоструями», намели высокие сугробы.

В пилотском кресле четвертого корабля-спутника сидел «Иван Иванович». За прозрачным забралом скафандра застывшее, восковой желтизны лицо его выглядело жутковато, и чтобы не испугать людей, которые могли обнаружить «Ивана Ивановича» после катапультирования и приземления, за окошком шлема прикрепили плакатик с крупными буквами: «Манекен». Это был так называемый антропометрический манекен – усредненное по росту и весу человеческое «чучело». Имя его, данное космодромными шутниками, столь распространенное в России, как бы подчеркивало его универсальность. Вместе с «Иваном Ивановичем» летели собака Чернушка и прочая живая мелочь, проходившая в документации под гордым именем «биообъекты». Корабль взлетел 9 марта 1961 года и, облетев вокруг Земли, через 88 минут благополучно приземлился.