Дорога на Дебальцево - [78]

Пуля от нее, вращаясь и немного отклоняясь влево, летела по дуге и неминуемо приближалась к финишу, который был рассчитан точно. Никто не видел ее полета, никто не слышал звука слишком далекого выстрела. Но человек в каске упал. Все, кто стоял на дороге, кинулись к нему. Пуля снесла полчерепа, каска со свастикой своему хозяину-фашисту не помогла.

«Укры» дико запаниковали.

Только что человек был живым, стоял рядом, разговаривал с ними и вдруг бездыханным лежит на земле.

Схватившись за автоматы, бойцы батальона «Азов» начали беспорядочно палить во все стороны. Пока они не спрятались за автомашины и не улеглись на асфальт, сверхметкие стрелки успели поразить три новые цели. Роман бронебойно-зажигательными пулями из патронов 7,62Б-32 окончательно вывел из строя первый джип и зажег второй. Австрийская винтовка опять отлично сработала в руках Александры, и еще один неонацист из «Азова» расстался с жизнью.

Сегодняшний лимит на стрельбу, данный снайперам подполковником в отставке, был исчерпан. Они вместе с оружием отползли в глубину леса, там сняли свои «лохматые» маскировочные костюмы и уложили их в рюкзаки, винтовки спрятали в чехлы. Отсюда до Мануйловки, где базировалась «Дюжина», было два километра на север по дороге, но через лес — дальше, около четырех километров.

Пребывая в прекрасном настроении, «Чайка», «Кречет» и «Гриф»» бодро шагали друг за другом по узкой тропинке. Недалеко от деревни им попалась рощица с дикими яблоневыми и грушевыми деревьями. Круглянский сорвал несколько спелых плодов и угостил ими Сашу. Однако они оказались несъедобными, слишком жесткими и кислыми.

Дорошенко, собрав группу, подвел итоги первого дня ее работы.

Он похвалил снайперов.

Тарас Григорьевич сказал своим бойцам, что завтра никаких ударов по противнику они наносить не будут. Пусть киевские каратели немного успокоятся. А им самим надо снова провести разведку, найти новые точки на карте для диверсий, ибо выход на прежние позиции чреват провалом, там враг может устроить засаду. Все согласились с командиром…

Тихо плескала волнами местная река Севостьянка, протекающая за деревенскими садами. Берега ее были пологими, заросшими кустами орешника и плакучими ивами. Длинные, свисающие до самой воды ветви бобовника, украшенные золотистыми листьями, придавали ей вид нарядный и даже первобытный. Но Круглянского интересовал вопрос, водится ли здесь рыба. У Александры же никаких практических замыслов не имелось. Ей просто нравился негромкий шелест бегущей воды, красивые желтые листья, иногда падающие в реку и уплывающие потом за опоры хлипкого мостика из потемневших досок и бревен.

С утра они занимались чисткой винтовок. Их теперь было три на двоих бойцов: «мосинка», СВД и «Steyr-Mannlicher». При этом «Чайка» излагала Роману теорию учителя: нет одинаковых снайперских винтовок, слишком сложное это изделие, у каждой — свой характер, свои особенности, к которым надо приспосабливаться и учитывать их при стрельбе. Потому вчерашний выход на позицию с австрийским оружием был своеобразным испытанием. Но оно прошло удачно. «Steyr-Mannlicher», привыкшая к женской руке, не подвела свою новую хозяйку.

Дорошенко, застав их за обычным для солдат делом, посоветовал молодым бойцам службой сильно не увлекаться и после обеда все-таки пойти погулять, благо погода стоит отличная и места здесь красивые.

Дело в том, что подполковник спецназа в отставке пристально наблюдал за отношениями своего племянника с девушкой из Москвы и не раз делал ему внушения. Он полагал, что Ромка ведет себя слишком неуверенно, и это — неправильно. Как бы то ни было, но мужчина должен женщину завоевать, покорить. Племянник вяло отпирался: он — только ученик, а Булатова — строгая и неприступная.

— Это почему? — сурово спрашивал Дорошенко.

— Она — не такая, как все, — отвечал Круглянский.

— Подумаешь, умеет метко стрелять! — учил его Тарас Григорьевич. — А ты с другой стороны подойди. Будь ласковее, обними, поцелуй в щечку, а еще лучше — в губы…

— Дядя, да что вы такое говорите! — восклицал Роман. — Она мне тотчас по физиономии врежет, и притом — со всего размаха. Я ее знаю.

— Если нравишься, то не врежет.

— Вот и спросите у нее сами.

— Слушай, Рома, я тебе, конечно, за отца и даже за мать. Я тебя люблю, как родного сына. Но не до такой степени, чтоб за тебя с девушками объясняться. А ну, пошел отсюда! И немедленно пригласи ее на прогулку…

Приказ командира они исполнили и лениво прогулялись вдоль сельской улицы, потом зашли в продуктовый магазин и купили там по бутылочке кока-колы. Продавщица пыталась завязать с ними разговор. Они отвечали на ее вопросы уклончиво. Стало ясно, что гулять им лучше не в Мануйловке, а где-нибудь за ее околицей. Вскоре за садами, как осколок зеркала, блеснула под полуденным солнцем излучина реки, и они вышли к ее берегам.

— Давай искупаемся, — предложил Роман.

— У меня нет купальника, — ответила Булатова.

— Я не буду на тебя смотреть.

— Смотреть можно, трогать нельзя, — пошутила она.

— Трогать! — воскликнул, вспыхнув, как маков цвет, снайпер-наблюдатель. — У меня и в мыслях такого не было.