Дорога к замку - [68]

Поняв, что грабить такси они не собираются, Рёскэ немного успокоился, хотя ощущение приставленного к затылку пистолета было не из приятных. Ничего не попишешь, подумал он, придётся делать все, как они хотят. А что касается патруля, то здесь их желание полностью совпадает с его собственным. Если вся эта команда попадёт сейчас в руки полиции, Рёскэ тоже арестуют — за угон.

— Как вы, босс? — волнуясь, спросил парень с пистолетом. — Наломал я дров. Извините меня!

Второй гангстер, мужчина лет тридцати пяти, со злостью бросил:

— Тебя, суку, убить мало. Даже баранку крутить как следует не умеешь. Сматываться надо, а он машину — в столб! Такси из‑за тебя ловить пришлось. Если боссу станет хуже, ты, зараза, будешь в ответе!

Раненый слабым голосом сказал:

— Не ори ты так. В рану отдаёт. Доедем до Акасака, у меня там врач знакомый. Такую ерундовую дырку он в два счета заштопает.

— Ну, босс, не ожидал я, что у этой швали окажется пушка. Я думал, как мы наставим на них стволы, они сразу в штаны наложат. А они — стрелять!

— За ними стоит банда Мурамацу. Поэтому и публика там собирается такая, что режется в маджан по тысяче иен за очко. Я как прослышал про такое дело, сразу решил: накроем эту лавочку и все деньжата цап–царап. Ну и пусть за ними ребята Мурамацу, эти‑то обиралы — мелочь пузатая. Я тоже хорош, от шестёрок каких‑то пулю схлопотать!

— Но, босс, монеты‑то мы все‑таки забрали. В чемоданчиках, поди, миллионов шестьдесят будет, а?

Прислушиваясь к разговору бандитов, Рёскэ понял, что они только что ограбили игорный притон. Видимо, якудза[27] прознала, что шулера–любители устроили подпольную игру, и решила их обчистить, а один из содержателей притона открыл стрельбу, ранив главаря гангстеров. Но выручка все же досталась налётчикам. Скорее всего, хозяева притона побоялись затевать настоящую перестрелку, чтобы не наделать лишнего шума. "Ничего себе — по тысяче иен за очко", — поразился Рёскэ. Наверное, там собираются одни богачи. Проиграешь десять тысяч очков — плати десять миллионов! Ничего удивительного, если в тех чемоданах действительно столько денег.

При мысли о том, что сзади лежат шестьдесят миллионов, Рёскэ вдруг разъярился. Да ему за всю жизнь не заработать и половины этой суммы. Будь у него столько денег, он мог бы не ломать спину и Масако училась бы сколько захочет.

В Акасака, под холмом Ногидзака, грабители велели остановить машину возле какого‑то ночного клуба. Он уже закрылся, внутри не было видно ни души. Тем не менее трое бандитов, кажется, собирались войти. Однако главарю стало хуже, и идти сам он уже не мог.

— Эй, помоги мне, — сказал мужчина лет тридцати пяти парню. — Придётся босса вдвоём вести. Один чемодан возьми с собой, другой пока оставь здесь. Потом за ним вернёшься.

Он впился глазами в лицо Рёскэ и прошипел:

— Я твою рожу хорошо запомнил. Название фирмы и номер машины — тоже. Только попробуй легавым настучать — я тебя под землёй достану. Пока вот он не вернётся за вторым чемоданом, сиди тихо, понял?

Решив, что шофёр достаточно запуган, гангстеры взяли своего босса под руки и скрылись в дверях ночного клуба.

Не успела за ними закрыться дверь, как Рёскэ дал полный газ. Не сбавляя скорости, он домчался до кладбища Аояма, остановил машину и достал с заднего сиденья чемодан. Потом вылез из автомобиля, захлопнул за собой дверцу и, пройдя на соседнюю улицу, остановил такси.

Только подъезжая к дому, Рёскэ наконец пришёл в себя и, глубоко вздохнув, рассмеялся. Лицо‑то, может, они и запомнили, но ни его имя, ни адрес им не известны. Все, что записано на карточке в такси, не имеет к нему ни малейшего отношения. В полицию эта братия жаловаться не станет, покусает себе локти с досады — только и всего. А его в огромном городе им не найти. Ловко он их надул!

Вернувшись домой, Рёскэ тайком от Масако пересчитал банкноты. В чемодане, битком набитом купюрами по тысяче и по десять тысяч, оказалось более сорока миллионов иен.

Свои миллионы Рёскэ положил в несколько банков, и теперь, казалось бы, они с дочерью могли жить припеваючи. Он, конечно, не мог сорить деньгами из опасения встревожить Масако, но рисковать свободой, угоняя такси, больше было не к чему.

Три дня Рёскэ провёл дома, но отдыха не получалось, он почему‑то не находил себе места. На четвёртый день он проснулся ровно в полночь и почувствовал, что больше дома без дела не высидит. Какое это было наслаждение — проходить через ночную диспетчерскую, выбирать из всех стоящих в гараже машин одну, садиться в неё и вырываться на волю! А кружить по городу, высматривая пассажиров, и думать: вот он, мой! Видно, мне на роду написано быть таксистом, подумал Рёскэ. Без этой работы, без этого напряжения нервов и сил я скисну, превращусь в старую развалину.

Он встал и пошёл в пижаме на кухню варить кофе.

— Пап, ты чего? — высунулась из своей комнаты Масако. — Ты же собирался отдохнуть от работы.

— Собирался. Но, видать, без работы мне нельзя.

Вспомнив о лежащих по банкам сорока миллионах, Рёскэ, оправдываясь не столько перед дочерью, сколько перед самим собой, сказал:

— Да и нельзя долго отдыхать. Вредно для здоровья.