Дорога к замку - [59]

Из Сан–Хосе тянулись две узкоколейки, по которым раньше с сахарного заводика возили продукцию на дрезине с бензиновым двигателем. Одна ветка вела к занятому нашими войсками порту Каминао, что в заливе Мангарин, другая — к пристани Сан–Агустин, расположенной на берегу океана.

До Каминао было десять километров, до Сан–Агустина — восемь. В треугольнике, две стороны которого образовывали узкоколейки, а третью — побережье, там и сям среди болот были разбросаны деревеньки. Впоследствии американцы построили здесь аэродром. А при нас в этих местах нередко находили убежище партизаны.

Однажды в середине ноября (это был, кажется, воскресный день) дрезина, на которой Кобаяси и ещё несколько солдат ехали из Сан–Хосе в Каминао, совсем неподалёку от места назначения была атакована партизанами. Солдаты направлялись в Каминао для усиления нашего поста, расположенного там. А Кобаяси увязался с ними, прослышав, что на базе гидросамолётов, находившейся в Каминао, имеется большой запас лекарств. Он надеялся пополнить опустевшую ротную аптечку.

К дрезине были прицеплены два маленьких вагончика со скамейками вдоль стен — когда‑то целые поезда из точно таких же вагончиков ходили в Японии на небольших частных линиях.

Сначала в качестве горючего для дрезины брали спирт из запасов сахарного заводика, а после того как спирт кончился, стали использовать ручную тягу. Во время сражения на острове Лейте участились случаи аварийной посадки подбитых самолётов на запасные посадочные полосы, и всем местным гарнизонам для оказания помощи лётчикам было выдано по две цистерны бензина. Наша рота пустила свой бензин на то, чтобы снова ездить на дрезине. Правда, к этому времени машинист, служащий сахарной компании, уже уехал в Манилу, и командование запретило нам без него пользоваться дрезиной. Странный запрет, если вдуматься. Однако один из наших солдат, бывший зеленщик, который немного разбирался в машинах, исследовав двигатель, вызвался быть машинистом.

В тот день дрезина, на которой ехали унтер–офицер, четыре солдата и санитар Кобаяси, отправилась из Сан–Хосе около полудня. Примерно через час к нам в роту позвонили с поста в Каминао и сообщили, что на дрезину совершён налёт и до места назначения добрались только унтер с тремя солдатами.

Командир роты немедленно поднял по тревоге два взвода с пулемётной командой и, прицепив к ручной дрезине вагон, отправился к месту происшествия. В казарме нас осталось всего десять человек.

Часа в три пришёл местный фермер, поставлявший нам маис, и сообщил, что от залива Мангарин по направлению к Сан–Хосе движется отряд партизан численностью в полторы сотни человек. Мы тут же связались с Каминао, но рота туда ещё не прибыла, а личный состав поста почти весь отбыл к месту происшествия. Дежурный сказал, что звуков стрельбы не слышно и боя, стало быть, нет. Оставив через него донесение командиру роты, мы, оставшиеся в лагере, заняли оборонительные позиции.

За старших у нас были командир одного из взводов и унтер–офицер. Унтер, набычившись, воинственно рявкнул:

— Пусть только сунутся! Мы их заставим отведать японского меча! — и пару раз взмахнул обнажённым клинком.

Но партизаны, по нашим сведениям, были вооружены автоматами. Если их действительно полторы сотни, подумал я, нам, десятерым, конец. Мне поручили охранять западный угол казарменного двора, участок метров в сорок. Я залез в прикрытый травой окопчик, вырытый дозорными, и, высунув голову, стал смотреть вперёд.

За невысокой живой изгородью тянулись поля, их пересекала речка. Враг двигался именно с этого направления, но я не думал, что партизаны станут атаковать на открытой местности, да ещё с речкой. Она была хоть и неширокой, но все же представляла собой значительное препятствие для нападающих.

За моей спиной, с противоположной стороны казармы, пространство тоже было открытым, но если зайти с фланга, то там под прикрытием рощи противник мог незаметно подобраться к зданию метров на сто, если не ближе. Даже мне, рядовому солдату и полному профану в тактическом искусстве, было ясно, что если партизаны нападут, то только оттуда. Командир взвода, видимо, считал так же, и с той стороны оборона была плотнее.

Впрочем, партизанам законы тактики неизвестны, да и потом, на их стороне было такое численное превосходство, что они безбоязненно могли атаковать нас с любого направления. Я неотрывно вглядывался вдаль, с минуты на минуту ожидая, что из‑за домов и деревьев, видневшихся за рекой, покажутся фигурки вооружённых людей.

Там стояла церквушка, к которой вела дорога. По ней не спеша тянулись филиппинцы, направляясь на воскресную службу. Как только их хождение прекратится, это будет знак, что партизаны близко, подумал я.

И все‑таки ощущения опасности не возникало. Не было и страха. Когда надвигается нечто ужасное, не верится, что оно все же произойдёт. А уж если произошло, то времени испугаться не остаётся. Но напряжение, безусловно, было. Выставив вперёд винтовку, я изготовился стрелять, как только покажется противник.

Несколько месяцев спустя, во время отступления, наткнувшись в горах на американцев, я стрелять не стал. Я совсем ослаб от малярии и отстал от своих. Стал бы я стрелять или нет, мне все равно было не спастись, и я ясно это понимал.