Дорога к небу - [7]

Глеб замолчал. Парни смотрели на него; суровость, вызванная несправедливостью рассказанного, сделала их взгляды злыми и тяжёлыми.

– И что было дальше? – нарушил молчание Михаил. – Неужели Бог разрешил этой пустышке войти в Рай?..

Глеб поднял рюмку и, выдержав небольшую паузу для усиления значимости произносимых слов, продолжил:

– Эта женщина всю жизнь слушала только собственный голос, и Бог понял: ему не удалось коснуться её сознания правдой, не удалось достучаться до сожалений и признаний собственных ошибок, и он разрешил ей войти в Рай, потому что знал – там живёт любовь, и каждая душа имеет свою пару.

– То есть, ты хочешь сказать, – задумчиво произнёс Михаил, – что, предоставив ей Рай, Бог тем самым обрёк её душу на вечные муки одиночества?

– Да, парни, получается именно так. Наши жены думают, что идут вперёд, тратят силы на своё благополучие, создавая собственный «Рай», а, получив его, в конце концов ощутят пустоту. Пусть у них будет всё: квартиры, дачи, «Мерседесы» с прозрачными крышами, новые и такие же наивные мужья, но им будет не дано сидеть за большим семейным столом, они никогда не ответят на вопрос о смысле своей жизни. Парни, я пережил два брака… – Михаил и Алексей улыбнулись и лукаво подмигнули друг другу. – О любовницах и случайных связях не говорю, – понимая кривляние друзей, тут же поправился Глеб. – Поэтому могу сказать так: когда между мужчиной и женщиной есть любовь, проблемы придают отношениям силу, а, как только это чувство уходит, жизнь становится дорогой компромиссов, ожиданий и пустых иллюзий…

Глеб подошёл к окну и поставил на подоконник полную рюмку водки. Пить больше не хотелось, его настроение неожиданно заскрипело осознанием слова «пережил».

«Зачем, я говорю им все это? – продолжили разговор его мысли. – Чему хочу научить, от чего уберечь?.. Женщины – люди с другой планеты. Шастают между звезд, когда хотят – ныряют в собственные оправдания и легко приспосабливаются к любому мужчине, способному материализовать их мысли в реальность. Они никогда не проигрывают, обращая периодически наваливающееся на память сожаление в легкий приступ меланхолии. Уговорить ушедших жён вернуться… Бред какой-то! Разве мне самому это помогло? Разве не обернулось моё терпение и ожидание понимания в насмешку над наивностью или даже глупостью произносимых мной слов?.. Нет, нужно всё сделать строго наоборот. Признать себя плохими мужьями, сломать остатки поломанного, поднять знамёна и – всё начать с самого начала».

Глеб оглянулся и посмотрел на ребят.

Те молчали – каждый думал о своем, складывая в памяти счастливые дни и вычитая месяцы пустоты.

Ночь опустилась на город, в домах загорелись окна, открывая суету чужой жизни прозрачностью стекла. Осень сделала сумерки тёмными, сжимая свет уличных фонарей в маленькие колечки падающего вниз света. Ветер, подталкивая одиноких прохожих, скрипел оцинкованными карнизами и посвистывал, ускоряясь в водосточных трубах.

– Ворток, а что, Марго тебе больше не пишет? – неожиданно для себя спросил Глеб.

– Недавно получил от неё очень хорошее сообщение, но оно прощальное. – Михаил тоже отставил свою рюмку. – После того, как ушла Вера, вспоминаю её почти каждый день, и не могу себе объяснить – почему. Знаю, плохого в ней больше, она часто обманывала меня, даже предавала, но злости и обиды нет. Что-то между нами было такое светлое, личное и тёплое, перечёркивающее всё, что мы натворили.

– Так чего же ты? – оживился охранник. – Позвонил бы, поговорил. Глядишь, и сошлись бы снова.

– Нет, ребята! Ветка отрублена, слеза вытекла, упала и высохла.

Глеб оглянулся и посмотрел на Михаила. Чувство вины, что именно он сначала подтолкнул его к Марго, а потом, подбирая обстоятельства таким образом, чтобы наиболее ярко высветить её пороки, разрушил хотя и призрачный, но всё-таки – мир их отношений, пронзило его.

– Глеб, а у тебя, помнится, «Птичка» была… – Игривое настроение стало возвращаться к Алексею, желанием поболтать о любовницах друзей.

– Ого, что вспомнил!

– Ну, так расколись уже! Поведай товарищам о своей таинственной подружке! Знаешь… – Алексей оглянулся на Михаила и, прищёлкнув от удовольствия языком, продолжил: – Он даже из-за неё сбрил свои колхозные пшеничные усы.

– Лёшка, иди к чёрту! Её ж нет давно; считай, это была мимолётная страсть.

– Что?! Ворток! – Он дёрнул Михаила за рукав. – Ты посмотри на этого ловеласа! Мимолётная! Страсть!!

– Ладно, ладно, – видя, как оживился охранник, быстро произнёс Глеб, – не смакуй, всё равно ничего не получилось. А сейчас я вообще склонен думать, что у нас изначально не было никакого шанса быть вместе. Мы начали с обмана, жили, обрастая ложью, и расстались плохо.

– Везёт вам, мужики! – перебил всех Алексей. В голосе промелькнули печальные интонации. – У вас были любимые женщины, ваши нервы трещали по швам от предвкушения встречи, вас мучала страсть, а я – в лучшем случае – мог позволить себе снять девку в ночном клубе… Завидую! В вашем сексе есть чувства, трепет желания, а мои платные тёлки без алкоголя не воспринимаются. Бахну пару стаканов водки, поверчу, покручу их задницы, чтобы рожи их пустые не видеть, а утром – похмелье тяжёлое и чувство такое гадкое, словно я предал всех. Сейчас я уже не психую, привык по утрам себя прощать, а главное – совсем не слышу голоса совести. Правильная жизнь с ее семейными заботами, субботними походами по магазинам, обязательным посещением тёщи и плановым воскресным сексом растаяла, как сигаретный дым, оставив лишь горечь во рту… Понимаете, я почему-то вбил себе в голову, что между мной и Манечкой не должно быть слов. Я считал, что это на подсознании, и поэтому ждал и надеялся, что она сама подойдёт, удержит от падения, выльет водку в раковину или просто посидит рядом. Но – ничего нет. Мои фантазии умирали, только родившись, а она так явно жила для себя, что, испепелив остатки моей памяти, заменила в моём сознании любовь на ненависть…