Дорога к дому - [42]

— Паола выходит замуж, — сказала удивленно Амбер.

— О, прекрасно. Франческа будет довольна, — съязвила Анджела. — Она взяла пирожное. Амбер широко раскрыла глаза от неожиданности. Разве Анджела когда-нибудь ела что-нибудь сама? Наступила мертвая тишина, когда Анджела впилась зубами в мякоть пирожного. — Они очень даже вкусные, дорогая, — продолжила Анджела, придвинув к себе тарелку с пирожными. — Попробуй. Дафни приготовила их сегодня утром, по-моему.

— Дафни?

— Она — наш новый повар. На прошлой неделе пришла. Хочу сказать, я убила кучу времени, чтобы выбрать нужную. На этот раз я взяла страшненькую.

— Страшненькую? — Амбер с трудом понимала, о чем она говорит.

— Мм. Больше не могу терпеть этих красоток вокруг. Ничем не занимаются, кроме как крадут мои вещи.

— Вещи?

— Дорогая, почему ты повторяешь каждое мое слово?

— Разве?

— Да. А теперь я пойду наверх медитировать, дорогая. Мне передать Максу, что ты приходила?

— О, э… да. Хотя, может быть, мы встретимся с ним на следующей неделе. Думаю, он сам приедет в Бамако.

— А? А где это, милая? — Анджела встала и стряхнула крошки со своего платья. Амбер озадаченно посмотрела на нее.

— Бамако? Там я теперь живу. — Возможно такое, что Анджела не имела понятия, где находилась ее дочь? — Это в Африке.

— Как мило. Что ж, до скорого. До свидания, дорогая. — И она ушла. Амбер не двинулась с места, она еще раз просмотрела пригласительную открытку, быстро соображая, кто такой Отто фон Кипенхоер. И почему у них две церемонии, одна в Риме, а другая в Намибии? Она опять взглянула на открытку. Сама церемония бракосочетания пройдет в Риме, а прием гостей будет длиться три дня в так называемом гостиничном комплексе Утьо, в ста пятидесяти километрах от столицы Виндхук. Паола в Африке? Это просто невероятно. Интересно, что Макс думает по этому поводу.

Тем временем Макс всматривался в записку, оставленную ему юристом Тео, работавшим у него уже много лет, в которой тот советовал ему вот уже во второй раз обновить его завещание, чтобы укрепить свои интересы. Возможно, кому-то это покажется странным, но он терпеть не мог все, что было связано, пусть даже отдаленно, с его смертью. Он не пересматривал свое завещание с тех пор, как лишил наследства Киерана несколько лет назад — приступ ярости, который заставил принять его подобное решение, был приглушен успехом Киерана в работе его ночного клуба. Но потом сын снова огорчил Макса после того жуткого случая с Паолой. Макс уже и не помнил, какие изменения он вносил в завещание последний раз. Он смутно припоминал, что большую часть своего состояния отдал Амбер, но это было до того, как она обрушила на него новость об их с Танде отношениях. Он вздохнул и отложил записку в сторону. На другом конце стола стояла ваза с летними розами — должно быть, кто-то из горничных поставил ее сюда. Красные, желтые, ярко-розовые. Он посмотрел на просвечивающиеся лепестки; некоторые уже были в самом цвету. Он вынул один цветок, восхищаясь плотно собранными лепестками в бутоне, их совершенством, симметрией; через несколько дней один за другим они раскроются во всем своем великолепии… он вдохнул их аромат. Мама любила розы. Эта мысль так стремительно и неожиданно посетила его. Мутти. Он не вспоминал ее… лет десять. Он повернулся в своем кожаном кресле и открыл один из ящиков в шкафчике позади. В ящике не было ничего особенного, кроме маленького замшевого мешочка. Он достал его и пощупал пальцами содержимое, потом раскрыл мешочек. Он развернул бумажный сверточек и вытряхнул на ладонь три бриллианта, каждый по-своему переливался на свету. Все еще на месте. Всегда.

Он сжал ладонь с драгоценностями в кулак, предполагая, как Мутти отреагировала бы на происходящее — одна из ее внучек живет в Африке с мусульманином; другая выходит замуж за немца, чей отец несомненно… он запнулся. Об этом невыносимо думать. А ее внук — чахлый наркоман-неудачник, до сих пор живущий в родительском доме, начал единственное дело, которое и то провалилось, — совершенно отрешенный от жизни и лишенный каких-либо амбиций и планов человек. Жена-алкоголичка и бесшабашная любовница… что на это сказала бы мама? Конечно, она бы гордилась тем, какого успеха он добился — а может, и нет? Макс был так молод, и многие ценности, которые родители могли бы привить ему… что ж, просто тогда не было достаточно времени для этого. Он рос без чьей-либо помощи, формулируя свои моральные принципы и решая, что хорошо, а что плохо, самостоятельно. В такие моменты он особенно остро ощущал отсутствие родителей. Что сказал бы в этой ситуации его отец? Из них двоих отца он помнил хуже. С мамой было легче — такие мелочи, как запах роз или вид пирога на витрине… цвет одежды… эти детали возвращали ее образ. Но вспомнить отца было намного сложнее.

Он принялся вертеть в руках драгоценные камни. А он сам хороший ли отец? Вопрос требовал от него честного ответа. Франческа искренне верила, что произошедшее между Паолой и Киераном было его виной. Его и только его. Он был поражен до глубины души. Она водила Паолу по всевозможным психотерапевтам — по крайней мере, Максу так казалось, — но девочка так и не поумнела. Он не знал, как быть с Киераном. Забыть. Это единственный верный выход. Он говорил с ним лишь однажды.