Дорога к дому - [53]

Безымянный удрученно покачал головой, заранее предвидя, к чему могла привести подобная тактика в Тартре.

— …только боевых маршей и музыки не хватало. А ведь Черные того, видать, и ждали. Мы оказались зажатыми в небольшой лощине, со всех сторон — деревья, за которыми ни черта не видно. Влево, вправо — не сунешься, слишком покатые склоны, да и бурелома навалено — не проберешься. Впереди — каменистая насыпь — надежная, как дешевая шлюха, сзади — валом прут маурги — пат! Ну, наш герой Венар от большого ума и приказал нам встать в круг, недоумок долбаный! И только мы выстроили порядки, как сверху, из-за деревьев, на нас обрушились Черные. Мы и опомниться толком не успели — повсюду стрельба, вопли, визг. Половина полегла раньше, чем мы успели очухаться, строй рухнул, наши сбились в кучу, как стадо, стиснули тех, кто в центре, так — что и вздохнуть нельзя, а со склонов палили Черные — в упор, как в тире — бойня! Из всего отряда уцелело только шестнадцать человек, тех, кто успел вовремя улизнуть, или тех, кого ребята успели вытащить, как меня.

— Странно, — Безымянный откинулся на спинку стула и задумчиво уставился поверх плеча своего собеседника. — Маурги почти никогда не охотятся стаями, только если уж сильно припечет. Они звери свободолюбивые, одиночки…

Лицо Влада внезапно ожесточилось, утратив обычную подвижность.

— Забудь, — он попытался улыбнуться, но получилось лишь жалкое подобие, не способное никого одурачить. — Что было, то прошло. Расскажи лучше про себя. Где ты был последние пять лет? Почему не связался с семьей?

Безымянный кивнул, молча принимая желание собеседника сменить тему беседы, а про себя отметил, что информация о маургах и их новой тактике, по всей видимости, до сих пор является закрытой от посторонних.

Попивая вино и перемежая беседу шутками и общими воспоминаниями, он постепенно поведал Владу — не вдаваясь, впрочем, в подробности — о своей жизни в Тартре; о диковинных тварях, с которыми ему довелось столкнуться; о зароке, что дал самому себе, — провести в Запределье пять лишних лет во искупление былого; о своем возвращении на большую землю. Когда же интерес кона был более-менее удовлетворен, Безымянный и сам полюбопытствовал о причине столь изрядного присутствия Конфедерации в Штормскальме. Откровенно говоря, он не очень рассчитывал на исчерпывающий ответ, прекрасно зная о маниакальной подозрительности патриархов и стремлении скрывать за нагромождением лжи самые незначительные крохи истинной информации даже и от своих собственных людей. «Чего не знаешь — о том не проболтаешься» — этот неписанный закон власть предержащих давно стал основой их мысли. Про себя он полагал, что готовится крупномасштабное вторжение, и каково же было его удивление, когда Влад поведал ему о том, что происходит в действительности.

— А ты разве ещё не слышал? — казалось, удивлению кона не будет предела, впрочем, даже не выслушав ответа, он, понизив голос до восторженного полушепота, сказал: — Здесь Фамари!

— И что? — недоуменно пожал плечами Безымянный, то ли не расслышав в тоне брата почтительных и восхищенных нот, то ли не придав им значения. — Стоило пригонять чуть ли не полную когорту ради охраны одного, пусть и очень ценного инструмента…

— Ты не понял, — перебил его кон, встряхнув головой и широко — точно ребенок, заприметивший на столе свое любимое лакомство, — улыбнувшись. — Не фомары, Фамари! Они САМИ здесь!

— Фамари? — Безымянный недоверчиво уставился на радостно кивающего собеседника.

Вот так дела! Да, теперь ему становилось понятно и количество конов, разгуливающих по улицам с таким видом, будто они находятся в лишь недавно захваченном вражеском городе, и присутствие множества клановых боевиков, связанных с Конфедерацией договорами, и огромная масса сновавших повсюду — словно пчелы у растревоженного улья — храмовников. Редкие появление Фамари всегда сопровождалось шумом…

— Погоди, — Безымянный склонился над столом и, придвинувшись вплотную к брату, очень тихо спросил: — Ты сказал — сами? Их что, несколько?

— Их одиннадцать! — шепотом, в котором явственно слышалось, чуть ли не благоговенье, отозвался Влад.

Одиннадцать! Безымянный откинулся на спинку стула и застыл в потрясенном молчании. Целых одиннадцать Фамари, собранных в одном месте за пределами Фай`лао Оласини, — такого не происходило очень, очень давно, по крайней мере несколько столетий.

Фамари, Творцы Прекрасного, Строители — у представителей этого народа было много имен, и каждое из них — истина! Самая загадочная и почитаемая раса Терры, оставившая неизгладимый след в истории и давным-давно практически сошедшая с её сцены…

Некогда крохотные общины Фамари жили в землях, известных ныне как Тартр, совершенствуя врожденные способности трансмутации неживой материи и придания формы, доводя их до идеала, превышающего возможности искусства и красоты. Они всегда были весьма малочисленным народом, и, хотя сроки их жизни исчислялись многими столетиями, странная прихоть судьбы или эволюции ограничила способность Строителей к воспроизводству. Лишь трижды за свою долгую жизнь женщина-фамари могла выносить дитя, следствием этого и являлась небольшое количество Творцов. Во времена расцвета, предшествующего трагедии Бездны, тридцать семь тысяч Фамари мирно обитали в северных землях или путешествовали, посвящая себя созиданию и улучшению архитектуры и зодчества по всей Терре, создавая несравненные шедевры из камня и металла. Они никогда не были воинственными, никогда не брали в руки оружия, ведь надежным щитом, всегда пребывающим на страже их безопасности, являлась Конфедерация, чтящая Творцов и неизменно готовая оказать им любую помощь. Но, когда Врата Бездны разверзлись, когда пал Золотой Город и цитадели Севера осыпались прахом, когда сама Конфедерация, терпящая одно поражение за другим, отступала под сокрушительным натиском Порождений, бледное покрывало савана пало и на мирный народ Фамари. Отвергнув все доводы разума и тщетные мольбы патриархов, Фамари остались в маленьких городках-общинах в надежде своим вдохновенным искусством отвратить от себя ужасы грядущего нашествия. Они верили, что красота их творений убережет самих творцов от любой опасности, отведет от них предстоящее. Они ошиблись. Как и многие до них они чересчур поздно поняли, что красота — слишком ненадежный заслон против испепеляющего пала ненависти и безудержного гнева обезумевших от легкой крови полчищ.