Дорога издалека. Книга 2 - [54]

— Верно говоришь, друг, верно, — у Нобата вырвался невольный вздох. Он вспомнил рассказ матери и жены, как они по всему аулу искали грамотея, чтобы прочесть письмо всего-то в несколько строк. К Бекмураду тогда не заглянули, — должно быть, не решались беспокоить человека, «близкого к властям». Проговорил, сощурив глаза, устремленные на огонек керосиновой коптилки: — Уже думаем в округе, как этому горю помочь. На бюро Владимир Александрович поставил вопрос о школах. Решили просить учителей из центра.

— А, Владимир-ага! — Бекмурад светло улыбнулся. — Правда, человек замечательный? Говорят, с Лениным знаком? Вы вместе работаете? Ну-ка, расскажи!

Нобат рассказал немного. Засиделись допоздна.

Шагая темными, кривыми улицами родного аула, Нобат размышлял обо всем, что услышал за день. Глубже всего засел в памяти вопрос о грамоте, о школах. Вот и Донди тоже… Будь в ауле школа, тогда и она, совсем еще молодая женщина, могла бы выучиться. Не только грамоте, но и какому-нибудь полезному делу. Скажем, медицине. И работать медсестрой — ведь и в Бешире со временем откроют медицинский пункт, не век же людям у табибов лечиться, вернее — калечиться! Женщина-туркменка — и работает наравне с мужчинами. Такого пока что не бывало. Нобату вспомнилась Маша Введенская. Пришло на память многое, о чем мечталось в дни, когда лечился в госпитале. Придет ли культура сюда, на Лебаб? Теперь уже можно с уверенностью сказать: придет, непременно! Только… еще немало тяжких испытаний впереди.

Не заметил, как подошел к дому.

Собирался поговорить с Донди о том, что волновало, — о будущем, об учебе. Но разговор получился совсем иной. Радостно смущенная, пряча лицо в ладонях, Донди объявила: у них будет ребенок.

Чуть ли не до утра Нобат не сомкнул глаз. Сколько новых забот, тревог и хлопот, до сих пор неведомых.

Возвращаясь в Керки, по обыкновению верхом, в одиночку, вооруженный только маузером, Нобат завернул в Бурдалык. Направился прямо в крепость. Теперь там разместился отряд самообороны. Нобата остановил скрытый дозор. Молодцы, бдительность у них на высоте! Командир отряда Гельды Нури, он же секретарь местной ячейки коммунистов, был Нобату знаком со времен боев у Самсоново и Керкичи. Тогда этот парень, низенький, пухлый, но проворный и смышленый, работал на пароме. Он указал красным отрядам тропы в тугаях у берега Амударьи, чтобы зайти врагу в тыл. Теперь старые друзья встретились радостно. Побеседовали за чаем, нехитрым угощением. Здесь, в Бурдалыке, дела шли не лучше и не хуже, чем в других крупных аулах округа. Но главное успокаивало: тут имеются люди надежные, стойкие. Глядят в оба, врагу провести себя не дадут. С этим чувством уверенности Нобат наутро следующего дня отправился дальше.

В Керки возвратился под вечер. Сразу — в чека. Дежурный сообщил: Ефимов тут, у себя.

Беседа вышла короткой, но содержательной. Владимир Александрович — утомленный, но виду не подает, как обычно, похвалил своего молодого помощника. С пользой съездил! Не откладывая, оба тут же наметили, кому на чем сосредоточить главное внимание.

Простившись, Нобат поспешил опять не домой, а к себе в кабинет. Отомкнул сейф, достал груду папок. Дела о калтаманах, об их вожаках. Вот то, что нужно!

На одном из листков блокнота, недавно заведенного, Нобат крупными буквами вывел: «Азиз-Махсум». Подумал — и приписал слева жирный восклицательный знак.

В то время в кабинетах окрчека были установлены телефоны. Небольшой коммутатор — доску с контактными штифтами и проводами, с рычажками-переключателями и контрольными лампочками — установили в комнатке дежурного, который осуществлял телефонную связь между кабинетами.

Однажды утром, не успел Нобат расположиться у себя за столом и снова углубиться в документы, связанные с личностью Азиз-Махсума, — дело было дней через пять после выезда в аулы, — в кабинете раздался телефонный звонок.

— Слушаю, Гельдыев, — проговорил он, сняв трубку.

— Один человек просит пропустить его к вам, — сообщил дежурный.

— Кто, откуда?

— Говорит, земляк ваш, из Бешира. Давно, говорит, не виделись… Можно пропустить?

— Можно.

Через минуту в дверь постучали, и сразу же она отворилась, вошел невысокий человек в одежде дайханина — тельпек, старенький халат, стоптанные чарыки. Худощавое лицо обрамляла бородка, наполовину седая. Глаза в морщинах, сверкают радостно:

— Нобат-джан! Или не узнаешь?

— Погодите, погодите… Сапар-ага? Неужели?

Вместо ответа вошедший заключил Нобата в объятья.

— Ну, конечно же, я! Узнал все-таки… Салам, салам, дорогой!

Отпустив Нобата, он отступил и протянул обе ладони для приветствия, долго тискал и тряс руку старого знакомца.

— Садитесь, Сапар-ага, — наконец пригласил Нобат и сам прошел на свое место. Сапар осторожно опустился на краешек стула, — видно было, такое положение для него непривычно и до крайности неудобно.

— Как здоровье, как живете? С чем пожаловали? Очень рад вас видеть в добром здравии. Как семейство чувствует себя?

— Все слава творцу… Ты, Нобат, здоров ли? Жена, матушка? Как ты женился, с той поры ведь не видал я тебя. И в Бешире не бывал… Только вот недавно услыхал, что ты здесь, на базаре люди толковали. Дай, думаю, зайду…