Дорога издалека. Книга 2 - [53]

— Погоди, не горячись. В ревкомах наведем порядок со временем.

— Ла-адно. Только ты почаще к нам наведывайся, товарищ Нобат. Всегда желанным гостем будешь!

— Спасибо. Давай теперь познакомь меня с секретарем ячейки. Сколько, кстати, у вас в ауле членов партии?

— Пока десятеро. Одиннадцатым, наверное, мне придется стать. Заявление уже подал…

— Вот это здорово! Если рекомендация нужна, рассчитывай на меня, товарищ Хасан-оглы.

— По рукам.

…И еще раз приехал Нобат в родной Бешир. Прибыл под вечер. Опять радостная встреча с матерью, Донди. Только наутро выбрался из дому. Первым делом отправился в аульный ревком, официально именуемый теперь исполкомом Совета. Шихи-бай с вечера знал, что Нобат в ауле, потому решил в это утро прийти пораньше — и не ошибся. Сидел за столом вдвоем с секретарем. Заместитель, Давуд-бай, прихворнул и потому отсутствовал.

Шихи-бай встретил гостя со всем радушием, на какое только был способен. Тотчас появились горячие чайники, свежие лепешки, сласти. Нобат неторопливо выспрашивал о делах в ауле: о работе батрачкома, о том, как дайхане подготовились и провели сев. Какие цены на базаре. Еще — не тревожат ли калтаманы дайхан и чабанов в песках. Собственно, почти все он уже знал от Бекмурада, с которым долго беседовал в свой первый приезд. И теперь убеждался: Шихи-бай куда менее осведомлен об обстановке в ауле, нежели секретарь партийной ячейки.

— До всего руки не доходят, поверишь, братец, — как бы догадавшись о его мыслях, оправдывался пухлолицый председатель исполкома. — То бишь, извиняюсь, товарищ Гельды-оглы… Из округа то и дело шлют бумаги. Директивы эти, как их… распоряжения, еще запросы… И на все отвечай. А глаза совсем ослабли. Сидишь, сидишь, вместе с помощником да секретарем, ответ составляешь… Так, глядишь, и день пролетел.

— Шихи-ага, мой вам совет, — Нобат старался не волноваться, ощущая, как в груди нарастает негодование. — В работе исполкома опирайтесь на аульных активистов. Вы их знаете лучше меня: Бекмурад, предбатрачкома Джумакулчи, вожак комсомольцев Аллак… В ближайшие месяцы будут проведены выборы в Советы. Тех, кто активно работает сейчас, очевидно, выберут в исполком. Вас тоже, надеюсь, членом исполкома изберут, — Шихи-бай приосанился. — А пока, вместе с активом, старайтесь работать в массе народа, чаще с дайханами встречайтесь. Лучше на иную бумагу из округа ответ задержите, но зато, к примеру, соберите состоятельных дайхан с лошадьми да верблюдами, чтобы помочь батрачкому семена вывезти с пристани, беднякам и вчерашним батракам раздать. В общем, больше активности, товарищ предисполкома!

Вечером того же дня Нобат сидел в убогой мазанке Бекмурада Сары. Хозяин то и дело выходил во двор, к очагу, за чайниками, едой. Жена его лежала после родов, семейство выросло — теперь у Бекмурада было уже трое ребятишек. А у него и без того хлопот полон рот: после снятия Аллакули он по совместительству выполнял обязанности командира местного отряда самообороны.

— Даже не понять проклятых баев, — жаловался Бекмурад гостю, имея в виду все тех же заправил местной власти. — То ли они саботируют сознательно, то ли просто глупы и ленивы, не понимают, что важно сейчас, а что отложить можно. С семенами, я уже тебе рассказывал… То же самое с чисткой арыков. Исли б не Джумакулчи, сорвалось бы это дело, а тогда что станет с урожаем, сам знаешь… Вот Джумакулчи, я скажу тебе, голова! Не зря его люди в прежние времена уважали.

— Готовься к выборам загодя, — прервал хозяина Нобат. — Людей готовь. Того же Джумакулчи предложим в председатели аульного исполкома.

— Очень это было бы правильно! — Бекмурад оживился. — Люди, конечно, приободрились в эти дни. И кругозор теперь уже не прежний. Ведь знаем, что Советская власть победила и с голодом совладала. Басмачам бы только, калтаманам этим проклятым, поскорее головы свернуть… Вон, из Карши слухи доходят, из Восточной Бухары…

— Да, — Нобат задумался. Вспомнились ребята его эскадрона, Иванихин, Ишбай. Наверное, все еще воюют — Фергана-то по-прежнему неспокойна… Поднял голову. — Будь уверен, Бекмурад, ты знаешь: у Советской власти слово твердое. Я тебе от ее имени заявляю: даже следа басмачей не останется на всей нашей земле! Вот только сроки… Тут я затрудняюсь определить.

— У нас-то на правобережье теперь тихо, — Бекмурад умолк. Оба подумали об одном и том же — о темной, путаной судьбе Салыра, о его загадочной гибели. С этим человеком и Бекмурад и Нобат, и кое-кто из руководителей округа связывали определенные надежды. Не вышло, к сожалению. Бекмурад продолжал: — А вот из Каракумов, правду сказать, дайхане с опаской поджидают незваных гостей…

— Говорят об этом в народе? — Нобат насторожился.

— Еще бы! Набег Клыч-Мергена еще не забыли.

— Так. — Нобат словно бы точку поставил, колышек невидимый вбил — для памяти.

Хозяин поднялся, вышел. Сразу же вернулся с горячими чайниками.

— Конечно, большевикам жаловаться не к лицу. Но правду скажу: трудно работать, ох как трудно!.. Грамоты не хватает. Сам знаешь, Нобат: я только зимой читать научился, писать могу с трудом. А читать приходится много, бумаг из округа шлют — ого-го! — Нобату невольно вспомнился Шихи-бай: тоже, бедняга, сетовал на бумажный поток. — Только сиди да разбирай, потом ответ вымучивай. Сколько бумаги перепортишь, страх сказать… Нет, братец, учиться нам нужно! Всем, и старым, и молодым, тем-то в особенности. И безотлагательно! Вот о чем потолкуй в округе, когда приедешь. Чтобы школы в аулах побыстрее открыли, прислали учителей! Ребятишки подрастают — неужто им так и жить без грамоты, как нам пришлось, горемычным?