Дорога издалека. Книга 2 - [2]

Последние минуты. Бойцы, озабоченные, приглушенно переговариваясь, разобрали оружие и вывели коней на широкий двор перед домом, в котором прежде помещался казы со своей канцелярией.

— Все готовы, товарищ командир! — лихо козырнув, отрапортовал Ишбай.

Нобат неторопливо зашагал мимо тяжелых, окованных проржавелым железом дверей бывшего зиндана, мимо выстроившихся в строй бойцов. Спустя минуту он вскочил на своего коня, оглядел бойцов:

— Товарищи! — Нобат привстал на стременах. Строй конников замер в ожидании слов командира. — Согласно приказу командования сегодня выступаем. Здесь, на Лебабе, мы свою задачу выполнили с честью. А теперь наша боевая мощь понадобилась в другом месте. Что ж, не уроним чести и славы воинов революции, где бы ни пришлось сражаться за нее!.. — Он вновь оглядел строй. Бойцы держались в седлах по команде «смирно», чуть слышный гул одобрения прокатился по рядам, лица посветлели, мужеством и отвагой загорелись глаза. — Пойдем степью. Пункт назначения укажу в пути. К дальним переходам нам не привыкать… Но помните, товарищи, о дисциплине! О бдительности на марше и в дозорах…

Через несколько минут вереница конников, в колонне по-трое, растянулась вдоль дороги, ведущей на восток. Командир и комиссар с ординарцем замыкали колонну. В холодном утреннем воздухе повисла тонкая желтоватая пыль. Вот она стала медленно оседать… Больше не слышно перестука копыт. Весь аул как будто разом опустел, погрузился в безмолвие…

Дорога на Бешкент и далее на Карши, песками и засушливой степью Кизылкумов, хорошо знакома Нобату с детства. Сколько раз доводилось выезжать по ней из аула за дровами да сухой колючкой! Здесь не сбиться, не заплутаться ни днем, ни ночью. По этой же дороге почти полгода назад привел Нобат Гельдыев свой отряд к берегам Джейхуна, где в ту пору кипела междоусобная война. Тогда стояла теплая, сухая осень. Теперь — зимняя стужа. Но степь осталась прежней.

…День, ночь, еще день — и вот уже отряд на притомившихся запыленных конях приближается к станции Карши. Около железнодорожного переезда их встретили посланцы коменданта гарнизона. Вместе с ними проследовали на воинскую площадку чуть поодаль от вокзала. Для них уже был подан состав — десяток товарных вагонов, платформы для походных кухонь и повозок, которыми отряд здесь же снабдили.

Два дня провели они в Карши. Представитель командования Бухарской Красной Армии передал приказ: отряд переформировывается в регулярный эскадрон из трех сабельных взводов, с пулеметной командой, и направляется в распоряжение штаба Туркестанского фронта для действий в составе особой кавбригады на Ферганском участке.

Всем выдали красноармейскую форму — гимнастерки, шаровары, буденовки с синими звездами конников, шинели, сапоги, ремни. Техник-оружейник проверил винтовки, не вполне исправные, нестандартные были заменены. Клинок или шашку в ножнах получил каждый. Наконец подошло, время отправляться эшелоном прямо на Ташкент. Медлить нельзя — в Фергане свирепствуют банды басмачей, нужна конница, привычная действовать в местных условиях.

В Ташкент прибыли перед вечером. Воинская площадка находилась далеко от вокзала. Пока сманеврировали, высадились из вагонов, окончательно стемнело. Было пасмурно, сыпал мокрый снег с дождем. Нобат с Серафимом обсуждали, как быть — дожидаться посыльного или немедля самим ехать в штаб фронта, когда к площадке подскакал всадник. Дозорные окликнули его.

— Бухарский эскадрон? Комэска Гельдыев? — не слезая с седла, осведомился он.

— Кто спрашивает?

— Вестовой штаба фронта.

Не прошло и четверти часа, как Нобат, вместе с верным Ишбаем, тряслись в седлах, еле поспевая за вестовым по темным, обсаженным деревьями городским улицам.

В штабе фронта — кирпичном двухэтажном здании возле крепостного холма, неподалеку от Воскресенского базара и площади с генерал-губернаторским «Белым домом», ныне резиден-дней правительства Туркреспублики, — несмотря на поздний час кипела работа. Едва светились плотно затворенные, занавешенные окна, а высокая дверь почти не закрывалась — то и дело через нее входили и выходили, придерживая шашки в ножнах, люди в военной форме. Подъезжали конники — вестовые или командиры.

…И вот Нобат Гельдыев, на этот раз в качестве командира отдельного эскадрона, сидит в знакомом кабинете у Благовещенского, начальника оперативного отдела. Оба искренне рады неожиданной встрече.

— Как здоровье ваше? — после официального доклада и первых деловых вопросов и ответов спросил Нобат, пытливо вглядываясь в новые глубокие морщины на лице собеседника, в его покрасневшие от бессонницы глаза.

— Спасибо, голубчик, — Благовещенский ласково щурится и машет рукой: — Все бы ничего, да годы свое берут… Слышал про вас, слышал, дорогой красном Гельдыев. Молодцом воюете! Но вы уж нас не корите, пришлось вас оторвать на время от родных мест. Верно, нелегко? Ведь там, должно быть, близкие, не правда ли?

— Да, есть. Мать, родственники. Теперь еще жена…

— Тогда поздравить вас разрешите, товарищ комэска! — Благовещенский легко поднялся, протянул крупную руку. Нобат, вскочив со стула, крепко ее пожал: