Дорога издалека. Книга 2 - [18]

День спустя в Вуадиле старичок-врач в золотых очках долго разглядывал рану Нобата.

— М-да, милейший… — бубнил он себе под нос. — М-да-а… Госпитализировать немедля! Иначе беда, лишитесь ноги, молодой человек. Да-с!

— Как же, товарищ доктор? — Нобат, встревоженный, приподнял голову. — А… эскадрон?

— Понимаю вас, понимаю, да! — он положил сухую, горячую руку Нобату на плечо. — Боевой командир, война не окончена и вдруг — в тыл… Милейший, поймите: или операция максимум через двое суток, или больше вам в седле не бывать. Послушайте старого полкового эскулапа!

«Какая неудача!» — билось в сознании Нобата. Он в душе горько сетовал на немилосердную судьбу. Но постепенно рассудок одерживал верх. Ничего не поделаешь, нужно подчиниться. Операция, госпиталь… Пусть, только скорее бы. Скорее снова в строй!

— Так-то, ребята, — час спустя прощался он со своими, когда они гурьбой явились проводить командира в дальний путь. — Поверьте, умел бы плакать, расплакался бы, до того расставаться с вами тяжко. И басмачей не добили… Ну, не беда, вернусь! Ждите, не унывайте. Надеюсь, услышу и в Ташкенте про ваши дела.

— Да уж не уроним славы бухарского эскадрона! — взводный Ишанкулов осторожно тронул Нобата за руку. — Только скорее возвращайтесь! С вами начали, с вами тут и доведем дело до конца.

— Верно, — вставил Мустафакул, старый товарищ Нобата по вылазке в логово басмаческих главарей Лебаба. — А потом домой… Там тоже не мешает кое-кому вправить мозги. Только бы с вами, товарищ командир!

Крепкое оно, боевое братство. Уже не впервые Нобат убеж-«ьался в этом. Потеплело в груди. Да, тяжело ему будет вдали от боевых друзей. — Они — его семья.

— До свиданья, товарищи, родные! — он каждому крепко жал руку. В горле запершило — неужели слезы? — Ишбай, до свидания, друг!.. Серафим, ты погоди немного…

Бойцы и командиры один за другим, пожав Нобату руку, выходили из лазаретной палатки. Остался один Иванихин.

— Коля, — он сел у изголовья друга, — в самом деле скоро вернешься? Врач обещает?

— Операция меня ждет, Серафим. Результат предвидеть трудно. Я тут втихомолку фельдшера одного расспросил…

— Так…. — Иванихин задумался. Поднял голову, глянул, прямо в карие выпуклые глаза друга. — Значит… Возможно, надолго, а может, и навсегда?

— Война, Серафим, — подавляя вздох, выговорил Нобат. — И впереди тоже война. Басмачей добьем, это уже близко. Но — отсталость тысячелетняя, косность… Да тебе ли говорить! В общем, мы солдаты, видать, до конца дней своих. А солдату наперед не загадывать…

— Подожди! — Серафим перебросил на колени свою полевую сумку, торопливо раскрыл, вытащил тетрадь в клеенчатом переплете, вырвал листок, карандашом набросал, несколько слов. Если что… Вот адрес: Токмак Верненского уезда, Семиреченская область… Мама там и сестричка. Отец-то помер еще в пятнадцатом…

— Ага, верно! — оживился Нобат. — Давай сюда. И адрес моих тоже запиши. До Керки почта стала ходить, а дальше отыщут…

Серафим записал продиктованный другом адрес, листок положил себе в сумку, а Нобату такой же листок сунул в расстегнутый карман его гимнастерки. Помолчали. Снаружи, от коновязей, слышалось лошадиное фырканье, топот. Сейчас санитарные фуры повезут раненых на вокзал, а там в вагоны и — в Ташкент.

— Пора! — Иванихин медленно встал. Наклонился к Нобату, осторожно тронул за плечи. — До свиданья, дружище! Поднимайся на ноги живее, и к нам…

— Ребят наших береги. Золотые люди, новую жизнь с ними строить… Ну, сам знаешь. До встречи, комиссар! Пусть победа тебе сопутствует.

У него снова запершило в горле. Серафим крепко сжимал ему руку. Последняя минута прощанья истекла…

Гроза еще не утихла

Подошел срок осуществиться тому, что замыслили неугомонные Абдурахман-караулбеги с Мамедша-мирахуром.

Сбор отрядов, которым предстояло выступить в глубь Кизыл-кумов, против Салыра и его джигитов, назначили в Камачи. Сюда целую неделю подряд съезжались «гости» со всех концов Лебаба.

Невдомек было обоим сообщникам, Абдурахману и Мамед-ше, что в отряде Бешира между джигитами был крепкий уговор: всеми силами избегать вооруженного столкновения, при случае установить связь с людьми Салыра. И здесь, в Камачи, пока стояли все вместе, наиболее сметливые из беширцев обиняком заводили речь о том же с джигитами других аулов. Все это в считанные дни тайком подготовил Бекмурад Сары, секретарь ячейки в Бешире. Большего сделать не мог, но и риска не побоялся, доверил свои замыслы многим.

Время между тем шло. И, как говорится, в доме, где малые дела, воровства не утаишь: до слуха Салыра достигла весть о походе против него. Что ж, «гостей» полагается встретить с почетом… И когда лазутчик — один из чабанов, житель Камачи, — ночью пробрался к Салыру и сообщил, в какой именно день готовится нападение, предводитель стенных удальцов на всех тропах, ведущих к его стану, поставил сильные засады, снабдив джигитов боеприпасами, пищей и водой и приказав держать постоянную связь с оставшимися у колодца Кыран.

А тем временем в Камачи кипела работа. В последние два дня Разык, брат Абдурахмана, собрал по аулам еще полтора десятка «добровольцев». Молла-Анна, один из приближенных предревкома, отправился в Керки, доложил: все готово к выступлению в Кызылкумы, для обуздания нарушителей порядка.