Дорога из желтой чешуи - [7]

— Кстати, для полной аутентичности мне не хватает говорящей собачки. Какая же я Элли, если Тотошки нет? — я притворно надула губки.

Линарис неожиданно оживалась:

— Собаааааачка, говоришь? Тотошка? Да еще и говорить, чтоб могла? Пойдем! — и вила решительно вышла за дверь. Я бросилась за ней, на ходу пытаясь забросить на спину рюкзак и извиняясь перед шарахающейся от нас прислуги. Два лестничных пролета, несколько коридоров и поворотов, и мы очутились на заднем дворе. Лина, не сбавляя скорости, двинулась к хозяйственным постройкам и остановилась у высокого забора, по периметру которого тянулась колючая проволока.

Рядом с забором было неуютно, до озноба, и сразу испортилось настроение.

— Что там? — почему-то шепотом спросила я у вилы, кивая на массивную дверь в монолитном заборе.

— Зверинец. Ты же хотела собачку? Там есть одна…

— Неужели говорящая? — я подпустила в голос иронии

— В некотором роде. Впрочем — сама увидишь. Ну что стоишь — иди!

— А ты?

— А у меня есть другие дела, засиделась я тут с тобой. Ну, я пошла. Буду приглядывать за тобой, ты забавная. И будь осторожна. Гладкой дороги!

Хрупкая вила неожиданно стремительно покинула меня, привычно шагнув в ближайшую стену, впрочем, тут же из ближайшей массивной двери проявилось знакомое хрупкое личико в окружении серебристых локонов:

— Помни: ты должна отправиться в путь сегодня, это важно!

И Лина снова исчезла, не дав мне даже рта раскрыть.

Связка ключей привычно легла в руку, «Французский» ключ в пальцах, щелчок, говорящий, что ключ встал туда, где не было никакой замочной скважины, два оборота против часовой, и, пыхтя от натуги, я смогла сдвинуть дверь настолько, чтобы образовалась щель, в которою я смогу пройти.

В том мире, где я жила, мы никогда не ходили в передвижные зверинцы и бродячие цирки, что приезжали время от времени в наш городок — мне до слез было жаль содержащихся там животных, я стыдилась их израненных шкур и замученных глаз, и мне не хотелось, чтобы это видели дети. Знакомое ощущение стыда и горечи только усиливалось с каждым шагом вдоль маленьких, грязных вольеров. Пленник нашелся, когда я уже поверила, что зверинец пуст, и вила, нахватавшись от меня иномирянской дури, «просто пошутила». Запах от клетки стоял одуряющий, и, казалось, что внутри, на прелой соломе лежит куча грязного тряпья. А потом куча зашевелилась, и на меня взглянули умные желтые глаза, в которых светилась безнадега.

Я рванулась к клетке, дрожащими руками нашаривая связку ключей, бормоча:

— Сейчас, сейчас, милый, хороший, ты только потерпи — я сейчас тебя отсюда вытащу, подожди немного.

Я говорила и говорила, стараясь не отводить взгляд, все время пока вскрывала огромный калач навесного замка, дергала застывшую дверцу, а потом, морщась от противного скрипа, старалась открыть ее как можно шире.

— Выходи, выходи, пожалуйста! — позвала я. — Выходи и ничего не бойся. Гемма Гинивер мертва, она больше не сможет тебе ничего сделать. Я сосчитаю до двадцати, если ты не сможешь выйти за это время — я тебя вынесу. Я начинаю: один, два…

«Песик» в клетке с трудом поднялся на лапы и, пошатываясь, двинулся к выходу. Выглядел он ужасно — впалые бока, выпирающие ребра, шерсть, свалявшаяся в колтуны, пролежни, слезящиеся глаза и запах, этот ужасный запах!

— Ты большой молодец, — сообщила я «песику». Почему-то я была твердо уверена, что он прекрасно меня понимает. — Я могу сбегать тебе за едой и водой, но мне бы хотелось выйти отсюда. Это место… оно ужасно! Мне здесь жутко, и я боюсь.

Мне показалось, что «песик» кивнул в ответ, но это было настолько скупой жест, что уверенности в том, был ли это кивок, или просто «песик» дернул головой, у меня не было. Однако не зависимо от того, согласился ли со мной зверь или просто хотел убраться отсюда подальше — он тронулся к выходу, с трудом переставляя лапы. Я брела рядом, пытаясь придумать хоть что-то, чтобы помочь бедному животному передвигаться. В голову, как назло, не приходило ничего. Это был очень долгий путь в тридцать моих обычных шагов, «песик» упрямо переставлял лапы, я плелась рядом и старалась не зареветь.

Слуги столпились за воротами, я слышала их торопливые переговоры, но, когда мы с «песиком» вышли из зверинца — нас встретила мертвая тишина.

— Зверинец — снести! — пролаяла я, чувствуя, как во мне вскипает гнев — разобрать до основания, землю снять и вывезти туда, где никто не ходит, на этом месте разбить цветник. Чтобы к следующему разу ничего не напоминало о том, что здесь было!

Слуги смотрели на меня с испугом и удивлением, я и сама не понимала, что на меня нашло. Окончательно же добил меня удивленный взгляд «песика», он же и вывел из ступора, заставляя пристальней всмотреться в пленника зверинца. Теперь даже такой плохой зоолог, как я, понял бы, что это был большой волк, чья холка по высоте приходилась мне на середину бедра, а кое-где оставшаяся нетронутой шерсть была серой.

— Воды принесите нашему гостю, — я махнула рукой в сторону волка, — и еды.

Волк отрицательно качнул головой, я решила уточнить для чистоты эксперимента:

— Ты сейчас не будешь есть, только пить?