Дорога дней - [37]

В ту же минуту из подъезда двухэтажного дома с ведром в руке выскочил какой-то мальчик. Я не успел окликнуть Чко, но и без того пустое ведро так гремело, что он вскочил и в замешательстве, не удержав равновесия, растянулся на тротуаре.

Пробегая мимо, мальчик задел меня ведром и остановился:

— Вай?..

Я его сразу узнал, это был Асатур.

Он тоже узнал нас с Чко и нерешительно попятился.

— Бить пришли? — испуганно спросил.

Чко поднялся.

— Это ваш дом?

— Да, мы здесь живем, — растерянно ответил Асатур, не зная, как поступить: остаться или удрать.

— Ну, чего торчишь? — рассердился Чко. — Идешь за водой, так и катись отсюда.

— Ребята, — заикаясь, проговорил Асатур, — вы меня не трогайте, честное слово…

— Нужен ты нам! — буркнул Чко.

— Честное слово, да разве я виноват, — оправдывался Асатур. — Я знал, что она пойдет к вам, но…

— Что «но»?

— Да разве я виноват? — снова повторил он.

Нам надоело слушать его нытье.

— Мы тебя не тронем, честное слово, — сказал Чко.

— А что вы тут делаете? — немного успокоившись, спросил Асатур.

— Да так, — ответил Чко.

— Вчера она говорила, — в порыве искренности начал Асатур, — говорила, что вопрос о вашем поведении будет обсуждаться на учительском совете.

Мы навострили уши.

— Тебе говорила?

— Нет, товарищу Папаяну, он у нас был.

— А что сказал товарищ Папаян?

— Товарищ Папаян сказал, что надо воспитывать.

— Потом?

— Потом она сказала… Как это она сказала?.. Да, сказала, что вы хулиганы.

— А потом, потом?

— А потом она послала меня во двор.

— И ты ничего больше не узнал? — спросил я.

— Нет. Но, когда я шел домой, товарищ Папаян спускался по лестнице очень сердитый.

— И всё?

— А что еще? Все уже. Я пришел домой, она со злости била кошку, а на столе стояли полные стаканы чая.

Мы с Чко порядком струсили. Поняли, что положение намного серьезней, чем нам кажется. Занятый своими мыслями, Чко не заметил, как раскрыл кулак и стал играть часами. А Асатур сразу приметил.

— Что это? — удивленно спросил он.

Прятать часы было поздно.

— Что это у тебя? — снова спросил Асатур.

— Часы вот, — недовольно буркнул Чко.

— Настоящие?

— Настоящие-то настоящие, да только не работают, — сказал я.

— Дай поглядеть, — попросил Асатур.

Он долго и внимательно разглядывал часы.

— Золотые?

— Ага.

— Откуда?

Его вопрос нас смутил.

Чко замялся, а я, спасая положение, сказал:

— Это часы моего отца.

— Твоего отца? — недоверчиво спросил Асатур. — А почему они у вас?

Наше положение все ухудшалось. Я уже не знал, что ответить, когда Чко сказал:

— Ну чего пристал! Говорят тебе — испорченные, вот мы и взяли, чтоб отнести в починку.

— А-а-а, — протянул Асатур. — Ну так бы и говорили. А кто их чинить будет?

— Кто? Ну конечно, Газет-Маркар.

Асатур засмеялся:

— Так ведь это же мой дядя. Я попрошу, он бесплатно починит, а вы меня больше не бейте, ладно?

Мы оторопели. Чко промолчал, и я тоже, а Асатур опустил часы в карман, очень довольный, что нашел случай оказать нам услугу.

— Завтра утром отнесу, через день готовы будут, — сказал он и, громыхая ведром, побежал в конец улицы за водой.

СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

День начался с драки.

Только мы с Чко вошли во двор школы, Асатур подошел к нам и прямо заявил:

— Дядя сказал — часы ворованные.

— Что? — возмущенно сверкнул глазами Чко.

— Воров…

Асатур не закончил.

— Сам ты вор! — зарычал Чко.

Вскоре Асатур уже лежал на земле, а я и Чко, как бойцовые петухи, стояли в тесном окружении школьников. Но эта победа не радовала нас. Всем уже было известно о часах.

— Воры, воры! — кричали ребята со всех сторон, пока их не разогнали старшие.

Я и Чко не пошли в класс, выскочили на улицу и удрали, даже не отряхнув пыль со штанов и побросав на «поле боя» книжки и тетради.

Домой я не пошел.

Но к обеду, когда голод стал просто невыносим, ноги сами понесли меня к дому.

Я осторожно заглянул в ворота и, к великому ужасу, увидел, что весь двор уже в сборе, под тутовым деревом. Я собрался улизнуть, но Погос заметил меня и за руку втащил во двор. И тут я заплакал. А товарищ Сурен строго приказал:

— Ну, рассказывай.

— Ты что же это натворил! — закричал отец и впервые в жизни ударил меня.

— Погоди, — сказал Газар, хватая его за руку.

А тикин Грануш ядовито улыбнулась:

— Яблочко от яблони недалеко падает — чего вы ждали от сына башмачника?

Ее слова хлестнули меня, как кнутом. Злость придала мне сил, слезы разом высохли, и, когда товарищ Сурен резко осадил тикин Грануш и та, переваливаясь, как утка, с ворчанием удалилась, я взахлеб стал выкладывать все, как было.

Жители двора по-разному отнеслись к моему рассказу. Но меня обрадовало, что мне поверили.

Во всей этой истории Србун заинтересовало только одно:

— Верно, золотые были? — спросила она с блеском в глазах.

Я кивнул:

— Ага.

Погос считал, что зря мы боялись: просто надо было сразу же отнести часы в милицию. И товарищ Сурен был того же мнения.

Отец молчал; наверно, про себя раскаивался, что ударил меня.

Газар облегченно вздохнул:

— Фу ты, гора с плеч свалилась!

Эрикназ подняла глаза на рапаэловские окна и с ненавистью сказала:

— Чтоб тебе провалиться! — и тихо заплакала.

Глядя на нее, заплакала и Мариам-баджи.

А моя мать и Каринэ улыбались. Каринэ только что вернулась со своей текстильной фабрики и не успела еще снять красную косынку с головы. Мать погнала меня домой, накормила и после обеда, хотя у нас и не было гостей, достала из стенного шкафа тыквенное варенье…