Дорога для двоих - [2]

Новый год, как злой ветер Сирокко, налетел внезапно. Дом стал казаться пустым. Полынин жил вдвоем с инопланетной собакой породы мопс, которую звали по метрике Монте-Кристо, по жизни — Кузьма. Даже инопланетная собака не находила сил противиться влияниям злого ветра, перестала смешно карабкаться на диван и только чихала, лежа в позе сфинкса на коврике между большим глобусом и здоровущей фривольной фигурой африканского бога, привезенного Полыниным с кенийского сафари. Приходящая любовница Полынина по имени Лариса тоже чихала, но от простуды. Успела нарядить ёлку, слегла с пневмонией и больше не появлялась.

Полынина потянуло на улицу, в метель, в суету, в темноту. Город, как эпилептик, сначала ловил кайф в ауре наезжающего праздника, потом корчился в судорогах людских потоков, замирая на высоте припадков километровыми пробками, над которыми плыли плоские, бессмысленные, как сам праздник, автомобильные гудки.

Интернет раскрасился идиотскими новогодними картинками и открытками, почту распирало от не менее идиотских новогодних поздравлялок, и муторно было на душе. Почему-то вдруг стали лезть в голову забытые заграничные приключения, вспомнились обе жены и подумалось: а что с ними теперь?

Полынин отсидел пьяный новогодний корпоратив, сделал несколько визитов, без которых никак не обойтись в праздники, принял у себя несколько важных персон, а тридцатого числа написал Лизе, что встречать Новый год будет на природе с приятелями.

Он и правда собирался в модный загородный клуб, но, повинуясь странному порыву, позвонил накануне и сказал, что заболел. В результате чего тридцать первого утром он сидел на диване небритый и злой, глядя на печального Кузьму де Монте-Кристо, который сочувственно рассматривал хозяина. К обеду мэтр заставил себя встряхнуться, принял душ. Что-то пошло не так, сумятица возникла в ровном течении его жизни. Отчего? — он не знал. С этим надо было что-то делать, десятидневные праздники вдруг пригрозили издалека злой депрессией, а может, и злым запоем. Стало страшно.

Решение пришло, как это часто бывало и в жизни, и в работе, спонтанно, прорвалось, и Полынин уже знал, что оно верное, главное — не обдумывать его, делать так, как нашептывает интуиция.

— Встречу Новый год в машине, — решил Полынин, — никогда ещё не встречал, это будет даже мило.

В одну сумку он быстро покидал всякую мелочовку для поездок, в другую, большую, — бутылки коньяка и коробки конфет, которые в изобилии дарили на работе. В эту же сумку посадил Кузьму де Монте-Кристо, который явно обрадовался предстоящей дороге. Торопясь, вышел из квартиры. Поехал на лифте, по лестнице спускаться не стал, как обычно делал. Постарел, сгорбился вдруг.

Заглянул в жаркий, натопленный закут консьержки, которую все звали Халой за высокую, старорежимную прическу. Консьержка, увидев Полынина, расплылась в улыбке, — неровно дышала она к гламурному юристу в расцвете сил. Поздравил Халу с Новым годом, положил коробку конфет, вяло пожелал всего, чего можно.

— Спасибо, спасибо, Петр Иванович, — пропела Хала, — и вам всего, всего в Новом… А что это с вами? Выглядите плохо как, не приболели?

— Да нет, здоров, здоров… — Полынин улыбнулся криво, вымученно.

— Ну и хорошо, к друзьям, наверное? И Кузю прихватили…

— Да, к друзьям, — ответил Полынин. — Я пойду, ехать далеко.

На выходе раздал охранникам коньяк, спустился в гараж к своей «Ауди-копейке», — знал, что смеются над ним за то, что ездит на такой ущербной для весьма известного юриста машине, но было наплевать. Он посадил Кузьму де Монте-Кристо на заднее сиденье, сел за руль. Выехал из гаража. Через пятнадцать минут он пересёк кольцевую и втопил газ. До Нового года оставался час с небольшим.

Лиза закуталась в платок, немного знобило. Было не по себе. Думала о том, что до завтра письма от Пети не получит, обещал написать только днём. Мать ушла встречать Новый год к подруге, телевизор по всем каналам верещал попсой, во дворе уже бухали петарды. Всё было не слава богу, идти никуда не хотелось, хотя и приглашали. Не хотелось и дома одной.

«Ну чего мне не хватает?» — пыталась она урезонить себя, хотя знала, чего именно.

Включила концерт Рахманинова, но слушать было тяжело. За окном дымная темнота вспыхивала разноцветными туманами. Лиза неприкаянно бродила по комнате, присела на диван, подошла к компьютеру, потыкала пальцем в клавиатуру. На экране отразился Дед Мороз в дурацком, похожем на ночную вазу с кисточкой колпаке. Он подмигивал и звал за собой в снежное поле с коттеджным поселком вдалеке. Лиза вздохнула, нажала на клавишу, и вместо Деда Мороза на экран наплыла фотография Полынина.

«Петя, Петя, — снова вздохнула Лиза. — Что я пропустила, что сделала не так? Спешить нельзя, не спешить тоже нельзя, — пройдет всё, как и не было…»

Она еще раз с тоской оглядела знакомую с детства комнату — жухлые обои, желтовато-белый потолок с грязными потёками в углу, старенькое пианино, кружевные салфеточки, фигурки слоников и лягушек, — сколько она ругала мать, питавшую к подобным штучкам почти нежность, — старые ноты, сваленные в углу. В нотную гору юркнул таракан.