Дорога длиною в жизнь - [64]
К концу тридцатых годов Рита Райт была уже опытным, профессиональным литератором. Юношеское увлечение поэзией, языками, переводом рано ввело ее в литературную среду. Летом 1920 года она показала Маяковскому свои опыты переводов его стихов на немецкий, а с зимы 1920—1921 года началась ее многолетняя дружба с ним. Весной 1921 года Райт переводит на немецкий язык «Мистерию-буфф», которая ставится в помещении цирка для делегатов III конгресса Коминтерна.
Жажда нового, стремление переделать поэзию, быт, людей, их отношения, ожидание мировой революции в эпоху голода, неустроенности, разрушений, принесенных войной, — таковы первые впечатления Риты Райт от встреч с людьми литературы. Ее старшими товарищами были Маяковский, Хлебников, Пастернак, Малевич, Татлин, Мейерхольд. И делали они важнейшее дело: создавали новое, небывалое искусство для новой, небывалой на земле жизни.
Мне удалось прочесть воспоминания Райт о Маяковском, Хлебникове, Пастернаке. Она познакомила нас, советских читателей, с дневником Анны Франк, с романами Дж. Сэлинджера, У. Фолкнера, Дж. Голсуорси, Г. Грина, Г. Бёлля, М. Твена и многих других писателей. Она первая в Советском Союзе пишет книгу о Роберте Бёрнсе. Ее же перу принадлежит книга «Человек из Музея Человека».
Рита Яковлевна часто заходит ко мне, рассказывает много интересного. Например, о том, как в начале знакомства с Маяковским завела тетрадь и решила записывать его остроты в домашнем кругу. Их не было. Маяковский был тихим в быту и громким в стихах и на эстраде. Жизненное кредо Райт сейчас — действовать «маленькими шажками, как пехотинцы на фронте под обстрелом: перебежишь от одного дерева к другому, перемотаешь портянки и — к следующему».
Англия, Франция, Швеция, Чехословакия, Голландия — где только не побывала Райт с ее неуемной энергией и жаждой жизни. И везде у нее друзья.
Мои книги ей нравятся, и она убежденно говорит: «Вот так и пишите, ничего не сочиняйте, а будете сочинять, все равно не поверят. Нынче век документальной литературы, которая вам удается».
В 1983 году Р. Я. Райт-Ковалевой была присуждена премия имени Торнтона Уайлдера.
Когда я жила в Доме творчества писателей в Голицыне, Надежда Александровна Павлович пришла познакомиться со мной на третий день своего приезда. Ей было тогда восемьдесят четыре года. Худощавая, с тросточкой, почти слепая, она сохранила удивительную ясность мысли и блестящую память. Меня она пленила сразу высокой интеллигентностью, благородством. В книге воспоминаний Павлович о Блоке — портрет ее, молодой. Красавица. Что-то от ее тогдашнего облика осталось до конца. До последних дней жизни была активна — занималась большой общественной работой по реставрации музея, бывшего монастыря «Оптина пустынь», основанного в XVI веке.
Павлович писала перед смертью книгу о Дмитрии Михайловиче Болотове, известном художнике-портретисте второй половины XIX века, жившем в Петербурге. Его портрет Айвазовского находится в Русском музее. Болотов был человеком духовных интересов. Его сестра — первая настоятельница женского монастыря (филиал «Оптино»). Болотов поехал навестить ее и стал монахом, однако не бросил живопись. Основал в монастыре иконописную мастерскую, обучая монахов по программе живописного училища. Умер Болотов в 1907 году священником, любимым учениками и всеми, кто его знал.
Павлович была ученицей и другом Блока. Она писала:
Через всю жизнь пронесла Надежда Александровна чувство благодарности и благоговения к Блоку. Стремление к возвышенному, внимание к человеку определяют ее поэзию.
Надежда Александровна много рассказывала мне полезного для моей работы. Подробно объясняла разницу в поэзии мастера и подмастерья. Рассказывала, что Блок говорил: «Мастер — это тот, который всегда чувствует хребет своего творчества. Еще до создания произведения он знает примерный план и объем его. Мастер может ошибиться на одну-две строфы. Подмастерье этого еще не умеет».
Иногда я читала ей свои новеллы, которые она называла стихами в прозе, добавляя, что это очень трудный жанр, так как он должен отвечать законам и поэзии, и прозы. Слушая ее, я особенно понимала ущербность своего литературного образования — почти всю жизнь отдала я технике.
Надежда Александровна была знакома с Андреем Белым, Хлебниковым, Асеевым, Пильняком, Брюсовым, Есениным, Горьким, Ахматовой, Мандельштамом.
Мне удалось познакомиться с человеком и писателем, стоившим у истоков советской литературы и жившим среди великих поэтов нашей эпохи.
«…Я собирался написать Вам большое письмо по поводу Вашей книги «Год жизни». Увы, мучительные обстоятельства моей жизни и невыносимого быта так и не дали мне этой возможности. Мне уже восьмой десяток, я длинно жил, но ныне вынужден в своей семье стать молодым, вернее, самым молодым и самым здоровым. А я далеко не богатырь физически. Все, что мог перенести мой современник и мой сверстник, я перенес — на десяток жизней хватило бы, но вместилось в одной. Сейчас, в старости, о которой я мечтал с юных лет и которую лелеял в своих мечтах, жить стало еще труднее: очень, очень больна жена, кладут ее в больницу на страшную и малообнадеживающую операцию. Дочка незамужняя, больная, с пороком сердца и, что еще хуже и гораздо опаснее, страдает ревмокардитом (сейчас четвертая атака!), перенесла три операции, одну самую страшную из всех возможных. Дочка моя продолжает работать, ездит к матери в больницу, ведет наш дом, плачет от болей и страха за мать и за меня. А я, помимо того что работаю над окончанием новой книги (это моя двадцать седьмая!), должен еще убирать квартиру, чистить кастрюли, иногда готовить обеды, мыть посуду и делать все, что не в состоянии успеть сделать дочь. Трудно. Да, я ко многому приспособлен, а вот к домашней работе приспособиться не могу. Вот почему отказался от мысли написать Вам обо всем, что вызвано Вашей торжествующе-доброй и мудрой книгой. Я рад за свою Родину, что в ней есть такие люди, как Вы, — люди, в которых нравственная сила Родины. Вы читали последнюю главу моих «Собеседников» и не могли не понять, как мне близки Ваши мысли и чувства, посвященные непобедимости, всесильности и могучей поэтической силе идеи добра и доброты…
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.