Роджер успокоил лошадь, соскользнул на землю; в голове у него все еще звенело. Копье византийца, отразившись от края щита, сорвало с его головы капюшон и едва не порвало сухожилия на шее. На негнущихся ногах он подошел к толпе, что собралась вокруг распростертого на земле грека. С него сняли шлем с перьями, и Бутумитес посмотрел остекленевшими глазами на лица стоявших вокруг. Ясно было, что он умирает. Его нагрудник был разбит и вся грудная клетка вдавлена внутрь. Альдемар склонился к нему с четками в руке, быстро бормоча молитву.
– Сын мой, не желаешь ли исповедоваться?
Губы умирающего пошевелились, но выдохнули лишь слабый хрип. Собрав последние силы, грек пробормотал:
– Дорилеум... Килидж Арслан... Боэмунд...
Тут кровь хлынула с его губ, и он застыл, разбросав покрытые сталью руки и ноги.
Годфри немедленно перешел к делу.
– По коням! – крикнул он. – Коня сэру Роджеру! Боэмунд нуждается в помощи, и, во имя Господа, он не будет звать напрасно!
Толпа закричала; наступила всеобщая суматоха – рыцари садились на коней, воины облачались в доспехи, женщины и пажи собирали шатры.
– Подождите! – воскликнул Сен-Жиль. – Мы не можем отправиться вместе с повозками и слугами – кто-то должен охранять обоз...
– Вот и займись этим, милорд Раймонд, – сказал Годфри, сгорая от желания лететь навстречу врагу и на помощь другу. – Подготовь повозки и следуй за нами. Мне и моим всадникам нужно спешить. Роджер, веди!
