Дора Брюдер - [10]

Вот он, всего несколько слов: «Поезд остановился на станции „Насьон“. Риго и Ингрид пропустили „Бастилию“, где им надо было сделать пересадку, чтобы доехать до „Порт-Доре“. Выйдя из метро, они оказались перед огромным снежным полем… Сокращая дорогу, сани скользили по каким-то маленьким улочкам к бульвару Сульт».

Эти маленькие улочки прилегают к улице Пикпюс, и совсем рядом пансион «Святое Сердце Марии», из которого самовольно ушла Дора Брюдер декабрьским вечером, — и очень может быть, что в тот вечер над Парижем шел снег.

Это единственный за всю книгу момент, когда я, сам того не зная, приблизился к Доре во времени и пространстве.

Итак, в данных на Дору Брюдер в архиве интерната, в графе «дата и причины отчисления», написано: «14 декабря 1941. Вследствие самовольного ухода».

14 декабря было воскресенье. Думаю, в этот день, когда ученицам позволялась прогулка, она навещала родителей на бульваре Орнано. А вечером не вернулась в пансион.

Такого черного, такого душного времени, как последний месяц 1941 года, Париж еще не знал с начала оккупации. С 8 по 14 декабря немцы ввели комендантский час с шести вечера — в наказание парижанам за два террористических акта. Затем в одну только облаву были арестованы пятьсот французских евреев, это было 12 декабря; 15 декабря с евреев постановили взыскать штраф в миллиард франков. А утром того же дня семьдесят заложников расстреляли в западном предместье на холме Валерьен. 10 декабря распоряжением префекта полиции всем евреям департамента Сена, как французским, так и иностранным гражданам, предписывалось проходить «регулярный контроль» с обязательным предъявлением удостоверения личности со штампом «еврей» или «еврейка». О перемене места жительства они были обязаны сообщать в участок в течение двадцати четырех часов, и отныне им запрещалось покидать пределы департамента.

Комендантский час в XVIII округе немцы ввели еще с 1 декабря. После шести вечера доступ туда был закрыт. Станции метро не работали, в том числе и станция «Симплон», возле которой жили Эрнест и Сесиль Брюдер. Дело в том, что подпольщики взорвали бомбу на улице Шампьонне, в двух шагах от их гостиницы.

Комендантский час в XVIII округе был снят через три дня. Буквально в тот же день немцы ввели комендантский час по всему X округу — после того, как неизвестные стреляли из револьвера в чиновника из оккупационных властей на бульваре Мажента. А затем был объявлен комендантский час для всего Парижа, с 8 по 14 декабря — до того самого воскресенья, когда Дора покинула пансион.

Город вокруг «Святого Сердца Марии» стал мрачной тюрьмой, кварталы один за другим гасили огни; Дора находилась за высокими стенами на улице Пикпюс (60–62), а ее родители сидели взаперти в своем гостиничном номере.

Отец не записал ее как «еврейку» в октябре 1940-го, и у нее не было «номера досье». Но распоряжение полицейской префектуры от 10 декабря предписывало «обо всех изменениях семейного положения сообщать немедленно». Вряд ли отец успел — да и вряд ли хотел — внести имя Доры в карточку до ее бегства. Наверно, он думал, что в полицейской префектуре никто не заподозрит, что у него дочь в «Святом Сердце Марии».

Что толкает нас на бегство? Я вспоминаю, как сам когда-то сбежал из дома, это было 18 января 1960 года, и дни стояли далеко не такие черные, как в декабре 1941-го. Только одно роднило мое бегство — по дороге вдоль ангаров аэродрома Виллакубле — с бегством Доры: время года, зима. Мирная зима, самая обыкновенная, никакого сравнения с той, что была восемнадцать лет назад. И все же не это ли внезапно подталкивает нас к бегству: холодный серый день, когда особенно остро ощущаешь одиночество и особенно сильно чувствуешь, как затягивается петля.

Воскресенье 14 декабря, первый день без комендантского часа, который соблюдался всю неделю. Стало можно ходить по улицам после шести вечера. Но из-за немецкого времени уже в середине дня темнело.

Когда и в котором часу милосердные монахини заметили, что Доры нет? Скорее всего, вечером. Возможно, по окончании службы в часовне, когда всех учениц вели в дортуар. Я думаю, настоятельница постаралась немедленно связаться с родителями Доры, чтобы узнать, не осталась ли девочка у них. Знала ли она, что Дора и ее родители — евреи? В ее биографии написано: «Во времена гонений на евреев много детей из еврейских семей нашли убежище в стенах „Святого Сердца Марии“ благодаря человеколюбию и самоотверженности сестры Мари-Жан-Батист. При поддержке своих сестер, строго соблюдавших тайну и проявивших не меньшее мужество, она не отступала перед опасностью».

Но Дорин случай был особый. Ее зачислили в «Святое Сердце Марии» в мае 1940 года, когда гонения еще не начались. Она не была зарегистрирована в октябре 1940-го. А еврейских детей религиозные организации прятали только с июля 1942-го, когда начались повальные облавы, Дора провела в «Святом Сердце Марии» полтора года. Скорее всего, она была единственной еврейкой в пансионе. Знал ли об этом кто-нибудь из ее товарок? А из монахинь?

На первом этаже дома 41 по бульвару Орнано, в кафе Маршаля был телефон: Монмартр 44–74, но я не знаю, была ли связь между кафе и гостиницей, был ли этот Маршаль также и ее владельцем. Пансиона «Святое Сердце Марии» в телефонном справочнике того времени нет. Я нашел другой адрес Христианской миссии Милосердия, видимо, в 1942 году по этому адресу находился какой-нибудь филиал пансиона: улица Сен-Мор, 64. Бывала ли там Дора? Номер телефона тоже не был указан.