Допрос безутешной вдовы - [8]
Сома не сразу поверил в мою детскую прихоть и удостоверился в серьезности моих намерений только тогда, когда я от столичных щедрот купил нам с ним два билета на это чертово колесо и не потребовал при этом от кассирши копии чека, с которым в нашей бухгалтерии можно было бы вернуть себе потраченную мелочь. Очереди на аттракцион не было, по случаю понедельника народ особым желанием полюбоваться с высоты вороньего полета на бухту, ощерившуюся мачтами частных яхт со спущенными парусами, не горел, и уже через минуту мы уединились в уютной пластиковой кабинке, которую плавно раскачивал пока еще сдержанный, но грозящий вот-вот развернуться в полную силу октябрьский ветер. Мы сели друг напротив друга: я – лицом к Соме и торговому центру, а Сома – лицом ко мне и к склону прибрежной скалы, постепенно меняющей свой радостный золотистый цвет на беспроглядную серость хоккайдской осени.
– Итак, сержант, рассказывайте! – приказал я Соме, едва наша кабинка оторвалась от стартовой площадки. – Что есть конкретного?
– Конкретного пока мало, – искренне вздохнул Сома. – Ниигатское управление ведет себя довольно пассивно…
– Молчит? – Знаю я эту Ниигату: они свято уверены, что забот и проблем с русскими у них больше всего в Японии. К нам, хоккайдским, относятся брезгливо, считая нас законченными провинциалами, хотя от этой Ниигаты тоже можно скакать три дня и три ночи и ни до чего приличного-столичного не доскачешь.
– Нет, не молчит. Кое-какую информацию мы от них уже получили. – Сома частично опроверг мои самые пессимистические подозрения. – Только вот главного они пока не сделали…
– Что вы называете главным? – подстегнул я обстоятельного Сому. – Да и неглавным тоже…
– Главное, Минамото-сан, что вот уже фактически пять часов ниигатские ребята не могут связаться с мужем этой Ирины.
– А кто у нас муж?
– У нас? – Сома удивленно подернул бровями.
– Ну не у нас – у нас, а у нас, в смысле, у нее. – Черт меня дернул схохмить! Бывают же ведь вот на свете такие бестолковые Сомы…
– Муж у нее… – Сома сделал выжидательную паузу, окончательно похоронившую мои надежды отыскать в потемках его души хотя бы зачатки чувства юмора, – муж у нее – владелец компании по закупкам и продажам подержанных автомобилей, Катаяма Ато.
– Ато?
– Ато, – еще раз подтвердил правильность услышанного мной дисциплинированный сержант.
– А почему ниигатские с этим, как вы изволили выразиться, Ато связаться никак не могут? – Я перевел взгляд с Сомы за окно: кабинка неумолимо продвигалась к апогею траектории плавного течения-верчения чертова колеса, и все остававшееся внизу, под нашими ногами, постепенно теряло конкретность форм и трансформировалось в монолитную лилипутообразную массу.
– А его нет нигде: ни на работе, ни дома. – На Сому набираемая кабинкой высота пока никакого видимого влияния не оказывала.
– Сегодня понедельник, а у этих торговцев работа сами знаете какая: по всему городу мотаться надо… в поисках радости… – Я постарался сконцентрировать свой сонный взгляд на исполнительном Соме и отключить боковое зрение, чтобы не портить себе, как называет подобные ситуации Ганин, «обедни».
– Да, конечно, – согласился со мной Сома. – Они его найдут, разумеется… Рано или поздно…
– Так, а что по ней?
– По ней – это по его жене, да?
– Именно!…
– Значит, эта Ирина – сахалинская русская, двадцать лет лет ей. Замуж за Ато Катаяму вышла два года назад. По сведениям ребят из Ниигаты, познакомилась с ним на Сахалине, при каких условиях – неизвестно, известно лишь, что Катаяма там уже несколько лет имеет свой автомобильный бизнес, так что познакомиться с русской девушкой для него проблемы не составляло. Только вот… – Сержант вдруг замялся, его глаза перестали смотреть в мои и заскакали над моими плечами.
– Что «только»? – Я вцепился взглядом в задергавшегося Сому, продолжая одновременно без особого успеха гасить боковое зрение. Наша кабинка достигла наивысшей точки, и я вдруг почувствовал, что мои внутренности, особенно в нижней части живота, зажили своей собственной, отдельной от остального тела и сознания жизнью. Не скажу, чтобы я боялся высоты, но одно дело, когда тебя от ледяного разреженного пространства отделяет двойная стенка массивного «боинга», и совсем другое – когда между тобой и пускай не глубокой, но все-таки бездной какие-нибудь пять миллиметров хлипкого прозрачного пластика.
– Да понимаете… – протянул Сома, которого разверзшаяся под нами бездна явно не пугала, – понимаете, по документам выходит, что между ними слишком уж большая разница в возрасте.
– Сколько этому Ато? – Замершая на сумасшедшей высоте кабинка качнулась и наконец-то начала долгожданное снижение, и мои разнесчастные почки с мочевым пузырем постепенно стали возвращаться на свое законное место.
– Пятьдесят восемь, – мрачно прошептал Сома.
– Ого! На дочке, значит, папаша женился! – Я попытался разыграть удивление, хотя, честно говоря, давно уже перестал удивляться таким вот парам. Правда, у нас, в Японии, чаще происходит обратное, когда какая-нибудь перезрелая дамочка, обычно не нуждающаяся в средствах, заманивает в свои коварные сети двадцатипятилетнего плейбоя, предпочитающего зарабатывать себе на жизнь сексуальным обслуживанием своей покровительницы, а не укладкой горячего асфальта на сауноподобном Сикоку. Но и в том, что поживших на свете мужиков тянет к свеженьким, не потрепанным пока еще ни жизнью, ни другими мужиками девицам, я не вижу ничего предосудительного. Причем на этих, как кому-то может показаться, крамольно-фрейдистских мыслях я ловил себя уже давно. То есть не то чтобы это вдруг появилось в моей башке после того, как мне треснули пресловутые по нашим японским меркам сорок два. Нет, еще в студенческие годы, шатаясь с приятелями по токийскому району Синдзюку, я абсолютно случайно застукал в привокзальном кафе своего родимого папашу, которому тогда было аккурат как мне сейчас, с молоденькой аспиранткой. Они, помнится, распивали кофе и якобы обсуждали что-то типа особенностей использования старославянизмов в прозе какого-то Розанова, которого отец в умных разговорах с коллегами за пивом неоднократно называл козлом и бабником. Сам же он при этом, прямо как козел и бабник Розанов, клал руку поочередно то на плечи, то на бедра смазливой и податливой хохотуньи, и я, расположившись с дружками поодаль от них, в течение сорока минут имел удовольствие наблюдать за столь неожиданной физиологической метаморфозой моего якобы глубоко духовного папы. О том, чтобы заложить его ни о чем не подозревавшей маме, и речи быть не могло, конечно. Но и вызывать его на душещипательные беседы при ясной луне один на один мне тоже ужасно не хотелось. Проще всего оказалось собраться с трезвыми мыслями и найти подходящее объяснение всему произошедшему (я, правда, до сих пор сомневаюсь, что между отцом и той аспиранточкой действительно что-нибудь произошло – в физиологическом, то есть «розановском» плане, я имею в виду…), после чего мирно успокоиться с мыслью о том, что мы, неуемное мужское племя, «все там будем», как пора подойдет, тем более что отцовская девица была недурна собой, да и, видимо, не слишком тупа, если хотя бы поверхностно – на уровне внешне глубокомысленных кивков и пронизанного деланным пониманием и согласием поддакивания, но знала, кто такой Розанов и что такое старославянизмы.
Дорогие, очень дорогие машины… Мало кто не мечтает стать когда-нибудь владельцем одной из них. И немногие знают, что это не так уж и трудно. Главное — ее найти. А… угнать у владельца и доставить заказчику — дело техники. Огромный по масштабам бизнес. Десятки миллионов долларов. Тысячи навсегда покинувших Японию автомобилей. И… жертвы. Случайные или нет? — это предстоит выяснить полиции Хоккайдо.
В Ричмонде, штат Виргиния, жестоко убит Эфраим Бонд — директор музея Эдгара По. Все улики указывают: это преступление — дело рук маньяка.Детектив Фелисия Стоун, которой поручено дело, не может избавиться от подозрения, что смерть Эфраима как-то связана с творчеством великого американского «черного романтика» По.Но вдохновлялся ли убийца произведениями поэта? Или, напротив, выражал своим ужасным деянием ненависть к нему?Как ни странно, ответы на эти вопросы приходят из далекой Норвегии, где совершено похожее убийство молодой женщины — специалиста по творчеству По.Норвежская и американская полиция вынуждены объединить усилия в поисках убийцы…
Они — сотрудники скандально знаменитого Голливудского участка Лос-Анджелеса.Их «клиентура» — преступные группировки и молодежные банды, наркодилеры и наемные убийцы.Они раскрывают самые сложные и жестокие преступления.Но на сей раз простое на первый взгляд дело об ограблении ювелирного магазина принимает совершенно неожиданный оборот.Заказчик убит.Грабитель — тоже.Бриллианты исчезли.К расследованию вынужден подключиться самый опытный детектив Голливудского участка — сержант по прозвищу Пророк…
Значительное сокращение тяжких и особо опасных преступлений в социалистическом обществе выдвигает актуальную задачу дальнейшего предотвращения малейших нарушений социалистической законности, всемерного улучшения дела воспитания активных и сознательных граждан. Этим определяется структура и содержание очередного сборника о делах казахстанской милиции.Профилактика, распространение правовых знаний, практика работы органов внутренних дел, тема личной ответственности перед обществом, забота о воспитании молодежи, вера в человеческие силы и возможность порвать с преступным прошлым — таковы темы основных разделов сборника.
Маньяк по прозвищу Мясник не просто убивает женщин — он сдирает с них кожу и оставляет рядом с обезображенными телами.Возможно, убийца — врач?Или, напротив, — бывший пациент пластических хирургов?Детектив Джон Спайсер, который отрабатывает сразу обе версии, измучен звонками «свидетелей», полагающих, что они видели Мясника. Поначалу он просто отмахивается от молодой женщины, утверждающей, что она слышала, как маньяк убивал очередную жертву в номере отеля.Но очень скоро Спайсер понимает — в этом сбивчивом рассказе на самом деле содержится важная информация.
Менты... Обыкновенные сотрудники уголовного розыска, которые благодаря одноименному сериалу стали весьма популярны в народе. Впервые в российском кинематографе появились герои, а точнее реальные люди, с недостатками и достоинствами, выполняющие свою работу, может быть, не всегда в соответствии с канонами уголовно-процессуального кодекса, но честные по велению сердца.
У писателя Дзюго Куроивы в самом названии книги как бы отражается состояние созерцателя. Немота в «Безмолвных женщинах» вызывает не только сочувствие, но как бы ставит героинь в особый ряд. Хотя эти женщины занимаются проституцией, преступают закон, тем не менее, отношение писателя к ним — положительное, наполненное нежным чувством, как к существам самой природы. Образ цветов и моря завершают картину. Молчаливость Востока всегда почиталась как особая добродетель. Даже у нас пословица "Слово — серебро, молчание — золото" осталось в памяти народа, хотя и несколько с другим знаком.