Донская Либерия - [58]

Петр с войском сторожил шведов в Горках близ Могилева. Донесение азовского губернатора несказанно царя обрадовало. По случаю «окончания злого воровства донских казаков» во всех полках служили благодарственные молебны. Вечером царь устроил пир для ближних сановников и генералов. Меншиков спьяну начал кричать, что-де того вора Кондрашку он бы мог с двумя солдатскими батальонами осилить. Петр, не выносивший бахвальства, дважды изволил огреть любимца палкой и сказал:

– Не пристало после драки кулаками махать в себя пустыми небылицами прославлять. Вор тот был зело силен и опасен!

Артиллерийский салют из восьмидесяти семи пушек прозвучал трижды. В неприятельском лагере строились догадки: что это за праздник у московитов? Никто при этом не предполагал, что столь пышное торжество вызвано известием о самоубийстве мятежного простого донского казака.

VII

Игнату Некрасову удалось собрать в Паньшином и в станице Голубых тысячу казаков, и он намеревался идти в Черкасск, когда получил неожиданную весть о самоубийстве Булавина.

Некрасов немедля едет в Царицын, предлагает атаману Ивану Павлову, соединив силы, наказать за измену низовых донских казаков. «И был у них круг, – доносил один из тайных соглядатаев, – и в кругу Некрасов говорил, чтоб взять из Царицына артиллерию и всеми идти на Дон, а Ивашка говорил, чтоб артиллерии не давать, а с Царицына всем идти плавною по Волге на море. И в том великой у них был спор и подрались, голытьба вступилась за Ивашку Павлова и приезжих с Некрасовым многих били и пограбили».

Некрасов возвратился в свою станицу Голубых. А через два дня войска, посланные астраханским губернатором, взяли Царицын, и атаман Павлов с бурлаками и голытьбой явился в Паньшин.

Атаманы помирились. И Зерщикову, которого домовитые избрали войсковым атаманом, отправили гневную отписку:

«Прислана к нам по Дону и по городкам ваша войсковая грамота, а в ней писано: убили-де мы войском Кондратия Булавина, а того не написано за какую вину и с войскового ли суда, и то знатно, что не войском и не с войскового договору. Да вы же будто учинили и посажали многих атаманов молодцов из верховых городков при нем бывших… и, поковав, посажали по погребам, и тесните неведомо за какие дела?

И мы, собранное войско из верховых многих городков, известно чиним, чтобы вам, Илья Григорьевич, учинить отповедь: за какую вину вы, убили Булавина и стариков его? Да вы же сами излюбили и выбрали его атаманом и тех стариков, а ныне вы же их посажали в цепях и по погребам! И если вы не изволите отповеди учинить о Булавине, за какую его вину убили, и тех стариков не отпустите… мы всеми реками и собранным войском будем немедленно к вам в Черкасской ради оговорки и подлинного розыску и за что вы без съезду рек так учинили? И у нас по рекам и по городкам на том положили, что идти к Черкасскому»…

На Зерщикова, однако, эта отписка никакого впечатления не произвела. Не обратил он внимания и на сообщение о том, что на Донце снова укрепляется в силах Никита Голый. Не до того было войсковому атаману. К Черкасску подходила карательная царская армия под начальством князя Долгорукого. Все помыслы Зерщикова сосредоточились на том, чтобы уберечь свою многогрешную голову. А воровская вольница теперь ничуть не страшила, пусть попробуют сюда сунуться!

26 июля Илья Григорьевич со всей старши?ной и низовыми казаками, с войсковыми бунчуками и знаменами выехал встречать вышнего командира.

Долгорукий поставил полки во фрунт. Казаки, далеко не доезжая, слезли с коней и, подойдя ближе, положили на землю знамена и легли сами в знак полной покорности.

Долгорукий велел им встать.

Зерщиков, поднявшись, произнес:

– Приносим всем Войском Донским вины свои великому государю и просим милости…

Долгорукий перебил:

– А в чем виновными себя являете?

Зерщиков, греша против истины, пояснил:

– Как вор Кондрашка пришел с голытьбой к Черкасскому и сидели мы в осаде от него, то казаки Рыковских станиц склонились к вору и черкасских соблазнили. А потом, как тот вор многих природных казаков побил и дома их разорил, мы ему со страху не противничали, а молчали…

Степан Ананьин за своих станичников заступился:

– Рыковские казаки хотя за вора Кондрашку вначале стояли, зато и заслуга их в убийстве вора есть… Ежели бы не рыковские, то черкасским жителям одним вора искоренить не по силам было.

Тимофей Соколов добавил:

– Сказать по правде, высокородный князь, не только рыковские, а все сплошь и черкасские казаки в том воровстве ровны. Ежели дело строго разыскивать – все кругом виноваты будут.

Зерщиков вынужден был с этим согласиться. И начал уверять князя в желании всего войска искупить свои вины, служить великому государю впредь всеусердно, не щадя ни крови, ни голов своих…

Долгорукий знал цену казацким клятвам и уверениям. Не дослушав атамана, сказал сурово:

– Верность ваша и радение тогда великому государю ясны будут, как воров и пущих заводчиков по всем станицам переловите и мне отдадите…

Старши?ны привели в княжеский обоз двадцать шесть булавинцев, среди них Ивана Булавина и Никишку, захваченных в Черкасске, и сорок голутвенных, пойманных под Азовом. Долгорукий приказал родных и ближних товарищей Булавина отправить в Москву в Преображенский приказ, остальных повесить.