Донская Либерия - [51]

– Обделался со страху астраханский байбак…

Потеряв под Царицыном лучший солдатский полк Бернера и опасаясь нашествия на Астрахань «злодейственного сонмища Булавина», губернатор слезно умолял царя о присылке войска для защиты города. И только когда подошли наконец-то Казанский и Смоленский пехотные полки, Апраксин начал приходить в чувство. Но его ожидала новая неприятность.

Воевода Петр Иванович Хованский, жестокий усмиритель бунтовавших башкир, получив приказ очистить от воров Камышин и Царицын, стал ссылаться на «ненадежность солдат» и царю Петру написал:

«Прошу, государь, дабы указ был послан к господину Апраксину о присылке ко мне на перемену двух полков, Смоленского да Казанского, а вместо того отправлю я от себя в Астрахань два полка, которые мне ненадежны. Так же бы драгун, которые есть в Астрахани, и дворян и детей боярских, и мурз, и табунных голов, и татар выслать ко мне в полк, а они мне нужны».

Апраксин, проведав об этом, взбеленился. Он много лет враждовал с Хованским и в его просьбе усмотрел «великое для себя бесчестие».

– Как? Хованский умышляет мои войска забрать, а взамен своих ненадежных отправить? Не бывать сему вовеки!

Апраксин жалуется на Хованского брату-адмиралу, тот близок к царю и в обиду единокровного своего не даст.

Хованский стоит под Казанью. Воевода похваляется, очистив от воров Волгу, идти в Черкасск и схватить Кондрашку Булавина и его советчиков, прежде чем вышний командир Долгорукий выступит из Валуек.

А в Царицыне тем временем была получена грамота Булавина. Атаманы Некрасов и Павлов, прочитав ее, призадумались. Кондратию Афанасьевичу для азовского похода, для боя с регулярными царскими полками требовалось стойкое, имевшее военный опыт войско. Пришлую, плохо вооруженную голытьбу вести в Черкасск было бесполезно, там без того скопилось ее достаточно. Булавин сам писал, чтобы «пришлых всяких чинов людей с собой не имать».

А где же взять боеспособных воинов? Под начальством царицынских атаманов, помимо трех тысяч голытьбы, находилось всего четыре казачьи конные сотни да тысяча обученных Павловым пеших, вооруженных ружьями и пищалями бурлаков.

Атаман Иван Павлов сказал:

– О конных казаках, Игнат, спорить нечего, все четыре сотни возьмешь с собой… И бурлаков я бы хоть половину с тобой отпустил, помогать Кондратию Афанасьевичу нужно, да, сам ведаешь, с казаками бурлаки не дюже ладят, пойдут ли они в Черкасск?

– Бурлаки и тут тебе будут надобны, – отозвался разумно Игнат Некрасов, – голутвенной вольницей не удержишь Царицына, коли ратные государевы люди осадят… Придется мне, видно, с одними казаками идти.

– Мало казаков-то, вот беда! – вздохнул Павлов. – Не такой помощи ждет от нас войсковой атаман.

– Дойду до Паньшина, а там обожду дней пять, из соседних донских станиц казачков пособираю, – сказал Некрасов. – А грамоту войсковую Луканьке Хохлачу в Камышин отошлем, пусть тоже помощь учинит, у него под рукой сотен пять конных казаков и камышинцев…

– Обдумал ладно, – одобрил Павлов. – Тут ихний подьячий камышинский, он грамоту и доставит…

«И атаман Некрасов с воровскими казаками с Царицына ушел на Дон, – показывал впоследствии очевидец, – а то-де письмо, которое прислано с Дону, отдали камышенскому подьячему, который прислан был к ним на Царицын, и ту ведомость на Камышенку тот подьячий привез. И, собрався, воровские казаки в кругу то письмо прочли, и он-де Луканька атаман с воровскими казаками и с камышенскими жителями ушел на Дон же, а сколько-де пушек и пороху и иных каких припасов взяли, про то-де он подлинно не знает».

… После разгрома Сумского полка атаман Семен Драный, Сергей Беспалый и Никита Голый стали готовиться к нападению на самого вышнего командира.

Шпионы согласно доносили Долгорукому, что «воры хотят быть на князя под Валуйки». Замысел казался вполне осуществимым. Булавинские атаманы собрали около десяти тысяч верховых казаков и две тысячи запорожцев. И каждый день отовсюду прибывали голутвенные, привлеченные яркими, доходчивыми призывами Никиты Голого:

«Нам дело до бояр и которые неправду делают. А вы, голотьва, вся идите изо всех городов конные и пешие, нагие и босые, идите не опасайтесь: будут вам кони, и ружье, и платье, и денежное жалование. А вы, стольники, и воеводы, и всякие приказные люди, и заказные головы, не держите черни и по дорогам не хватайте, и пропускайте их к нам в донецкие города. А кто будет держать чернь и не пропускать, и тем людям будет смертная казнь».

И кто знает, как могли сложиться дела донской либерии, если б, используя численное превосходство, булавинцы внезапно обрушились на Валуйки?

Однако время было упущено. Слободские полки бригадира Федора Шидловского начали теснить булавинцев на Донце. Стародавний ненавистник Булавина и донского казачества бригадир Шидловский зарился на богатейшие донецкие угодья и бахмутские соляные промыслы, хотел навсегда изгнать из этих мест казаков и поэтому отличался особой беспощадностью.

Булавинцы, понимая намерение Шидловского, упорно сопротивлялись и хотели во что бы то ни стало схватить бригадира.

Подъезжая к Тору и Маякам, где сидели полчане Шидловского, булавинцы кричали: