Доноры за доллары - [2]

Доктор оторвал свои спокойные глаза от бумаг и без всякого интереса посмотрел на надоедливого посетителя. Протянув ему тонкие листики бланков, заполненных, по обычаю врачей, неразборчивым почерком, он холодно сказал:

– Я вам выписал повторные направления на анализы. Предъявите их в кассе и оплатите.

Снова принявшись что-то записывать, он недвусмысленно дал понять, что дальше общаться с настойчивым господином не намерен.

Пациент медленно встал, взял бланки, постоял еще минуту, словно ожидая, что доктор одумается, и пошел к выходу, на ходу бормоча проклятия.

Доктор откинулся на спинку кресла и с облегчением вздохнул:

– Уффф! Ну и денек сегодня!

* * *

Следующее утро началось приятно – с совместного завтрака с Мариной. Посему мой утренний галоп по лестнице сегодня будет посвящен счастью молодого, здорового и довольного жизнью организма. Мой путь славы был прерван на самой средине явлением сердитого Штейнберга. Он становился моим кошмаром. Я даже головой потряс и глаза пошире открыл, чтобы убедиться, что он мне не чудится. Грозный бас был последним аргументом, который убедил меня в полнейшей реальности надвигающейся угрозы.

– Владимир Сергеевич! Зайдите ко мне сразу же, как переоденетесь, – безапелляционно заявил «главный», поворачивая за угол.

Что ж за напасть такая! Я теперь завтерапией или мальчик для битья? Ничего не поделаешь – придется с самого утра получать на орехи. Еще не знаю, за что, но чувствую – придется.

Штейнберг на этот раз стоял у окна и курил свою любимую сигару, мрачно глядя на накрапывающий дождик. На мое появление он отреагировал взглядом через плечо:

– А, Ладыгин... – Как будто он ждал кого-то другого! – Присаживайтесь.

Опускаюсь на краешек кресла и изображаю на лице подобострастный интерес и напряженное внимание. Жаль, что у него на затылке не было глаз, – он бы порадовался моему рвению. А затылок его не предвещал ничего хорошего. Ничего хорошего не предвещал и его голос, которым он произнес:

– Ну, Ладыгин, рассказывайте, как мы дошли до жизни такой?

«Ну очень оригинальное начало!» – подумал я. Бесили меня подобные вопросы, до ужаса бесили. Такое ощущение, что ты – конченый человек и круглый дурак, а жить тебе осталось не больше трех дней в лучшем случае. Посему я позволил себе ничего не ответить, а подождать продолжения новой нравоучительной тирады. Долго ждать не пришлось. Босс затушил сигару, глубоко вздохнул и соизволил повернуться ко мне, изобразив на лице скорбную иронию:

– Что, Ладыгин, не получается из вас начальник, а?

Так, понятно. Я опять чего-то не знаю. Ну, ничего, сейчас мне сообщат.

– Не понимают ваши подчиненные, что такое трудовая дисциплина и профессиональная этика, – продолжал Штейнберг.

– А что случилось, Борис Иосифович? – осмелился подать голос я.

Штейнберг молча подошел к столу, взял там какой-то листок и протянул его мне:

– Вот, – ехидно сказал он. – Полюбуйтесь.

Я полюбовался. Действительно, было чем. Этот листок оказался жалобой одного из больных на низкий уровень обслуживания. Некто Сергеенко Д. П. обвинял нашу клинику в шарлатанстве (так и было написано!) и угрожал обратиться с иском в суд на предмет возмещения материальных и моральных издержек, которые он понес в процессе лечения в нашем «медицинском учреждении». Замечательно, а я здесь при чем? Я хотел возмутиться, но тут заметил, что в документе упоминается смутно знакомая фамилия. Я вчитался внимательнее и понял, что самое большое негодование у Сергеенко вызывает халатное отношение к своему делу одного из врачей, а именно – терапевта Юдина П. П. Все ясно – один из новеньких проштрафился, причем один из моих подчиненных. Я моментально среагировал:

– Борис Иосифович, срочно примем меры! Больше этого не повторится!

– Ладыгин, я либо чего-то не понимаю, либо чего-то не понимаете вы. Если дошло до того, что пациент собирается в суд подавать, то все зашло уже слишком далеко и конфликт зрел давно. Вы-то в это время где были?

Хотелось возразить, что я должность заведующего терапией занимаю недавно и в любом случае проследить инцидент не мог, но что-то меня удержало. Я ограничился лишь торжественным обещанием разобраться и принять меры и немедленно ретировался.

Штейнберг прокричал мне вслед:

– Идите, Ладыгин, идите! Я надеюсь, для вас это будет удобным случаем проявить себя как руководителя!

Что ж, начальство велело проявлять – значит, будем проявлять. Захожу в свой кабинет, присаживаюсь за стол, делаю хмурое лицо и вызываю по телефону мою очаровательную ассистентку:

– Инночка? Вы не могли бы пригласить ко мне Юдина? Да-да, дежурного терапевта... Срочно, если можно!

Ждем десять минут, не давая рассеяться злости и недовольной мине. Это становится все тяжелее – за окном такой погожий денек, что думать хочется только о пикничке на лоне природы в хорошей компании. Наконец он появляется: молодой, самоуверенный и наглый – вылитый я пару лет назад!

Смотрю на подчиненного и стараюсь по его лицу понять, что он собой представляет вообще. Среднего роста, довольно худощав, хорошо сложен – видно, что спорт в отличие от меня не бросил до сих пор. Темные волосы и темные сердитые глаза на строгом лице. Бородка – для солидности, что ли? Или он себе так светило медицины представляет? Тоже мне, Джонни Деп выискался! Нужно принять меры – ничто так не радует начальство, как чисто выбритые подбородки подчиненных, а эту самодеятельность с имиджем нужно пресекать в корне!