Донор для покойника - [2]

«Именно так — дурак!» — донесся из бесконечного дали мальчишеский голос.

Часть I Большая несуразность: начало

раздел 1 «Мах на мах»

Если в ситуации Германа уместно употребить слово покой, то он наступил уже через несколько дней. Хотя, скорее, это был тот притупленный апатичное состояние, когда пик эмоций достигает своего естественного предела и психика ставит, наконец, барьер, порождает ту самую иллюзию покоя.

В какие-то моменты Герман понимал, что продолжает негласный поиск ответов на «когда» и «как».

Мысли о возможном лечении наведывались реже; зная, что его, как такового, не существует, он не строил оптимистических планов на будущее. Воспринимал ВИЧ как бомбу замедленного действия, с непредсказуемым и необратимым механизмом, готовым сработать в любой момент (о чем редко отзывался писклявый дальний голосок вечно трезвого в своих суждениях Эксперта). Вопрос только в сроках: завтра или через года (разумеется, в пределах ближайшего десятилетия, или, скорее, пяти-летию). Но это обязательно произойдет — болезнь взорвется. Невидимая стрелка уже бежит делениями его жизни, на финише — …

С самого начала Герман твердо решил никого не вводить в курс дела. Мнение прожить последние месяцы или годы в роли изгоя (относительно нормальные месяцы или годы), которому, возможно, для отвода глаз сочувствовать, но одновременно обходить как прокаженного, казалась ему малопривлекательной.

В свое время все и так все узнают. А пока он собирается нормально жить (доживать?!). Настолько нормально, насколько удастся. А потом ему все равно.

Впрочем, чтобы окончательно уничтожить в себе остатки сомнений, он сделал тест в третий раз. В результате Герман не ошибся, скорее это напоминало акт милосердия к самому себе. Как просьба тонущего, который знает, что шустрые зубастые рыбки пираньи давно объели всю его нижнюю половину до костей, но который также знает и то, что все равно будет стремиться к берегу.

Бесспорно, он не ошибся.

Два длинные в его жизни месяца Герман боролся, стараясь не думать и не обращать внимания, но через два месяца и три дня сдался, — жить как раньше было уже НЕВОЗМОЖНО.

Тогда у него еще не возникло мысли, что тест мог принять СПИДа-то другое.

И что Хорошие Доктора уже идут по его следу.

* * *

— Мне нужен отпуск, — сказал Герман без предисловий, сев в кресло напротив директоров стола.

— Я надеюсь, ты шутишь. Первое апреля давно прошло.

«У меня теперь каждый день 1 апреля…»

— Мне необходима эта отпуск. Крайне необходима.

— Забудь об этом не может быть и речи, — сидящий по другую сторону стола, будто по другую сторону баррикад (по крайней мере Германа ситуация вызвала именно такую ​​ассоциацию), категорически покачал головой.

Они были с Германом сверстниками, еще несколько лет назад считали друг друга близкими друзьями; формально оставались такими и сейчас. Формально.

Все изменилось, когда они основали собственную страховую компанию. Доля Германа в бизнесе на целый нолик в конце уступала сумме его партнера, поэтому он считался лишь второй человек, не равноправным партнером, а вторым. Об этом недвусмысленно сообщал один почти неприметный пунктик соглашения сторон, о котором, в свою очередь, конечно же, позаботился Алекс (некоторая доля справедливости в этом была — бизнес есть бизнес, а распределение доходов в нем не последнее дело, — адекватное распределение). Впрочем, «пунктик» был далеко не единственной причиной.

Уже вскоре после презентации новоиспеченной компании их дружба превратилась в сдержанные отношения директора и зама.

— Мне никогда это не было так нужно, как сейчас.

— Геро, опомнись! Начало финансового года, куча работы! — Алекс уже не на шутку встревожился. Наверное, изменения, которые произошли с Германом, не остались незамеченными.

— Я не шучу, — настойчиво сказал Герман. Настойчиво, но все-таки смотреть в глаза Алексу избегал. — не шучу.

— Не шутит… Постой-постой, ты женишься?

Германа внутренне передернуло, словно он только сейчас почувствовал, насколько они с Алексом удалились в последнее время. Даже обычные знакомые — не друзья, а знакомые — почти никогда не узнают о таких событиях в последнюю минуту. И предполагая, что Герман вот-вот может жениться, Алекс даже не стушевался.

— Нет. Я не женюсь.

— Ха! Какого числа, конспиратор? Трех дней хватит?

Герман чувствовал нарастающее раздражение, как он превратился в бутылку шампанского, поставленную на раскаленное железо.

— Нет — сказал он, пытаясь сохранить внешнее спокойствие, но, видимо, не слишком успешно, поскольку взгляд Алекса сразу изменился. — Не женюсь.

— О, черт, тогда в чем дело? Больной?

Герман отрицательно покачал головой.

— Возникли серьезные проблемы? — на этот раз в голосе Алекса Герману послышались нотки дружеского участия. Если бы все это происходило хотя бы года три назад…

Герман промолчал, хотя в душе вспыхнула кратковременная борьба.

«Нет, друг, ты первым бросишь в меня камень, это я знаю точно».

— Прекрати морочить мне голову. Скажешь, наконец, что происходит?

Герман отвел глаза в сторону. Не потому, что боялся встретиться взглядом с Алексом, — не хотел выдавать свою уверенность, что в данную минуту что-то окончательно менялось в их отношениях. Он готов был поклясться, что когда закроет двери этого кабинета, между ними все будет по-другому.