— Но вот напоминания о цветущем папоротнике я не ожидал, — признался Никита.
Этого уже Кашоний не понял и продолжал слабо ныть, ощущая железную хватку серебряного рыцаря.
— Ночь под Ивана Купалу! Я хотела, чтобы вы догадались…
— Уже догадались. С помощью браслета личной связи.
— А мой браслет сломался, — вздохнула я.
— Гневий Народный, о котором вы упомянули, — снова вмешался Кашоний, — клянусь истинной верой, не одобрил бы такого обращения со мной.
— Приятно иметь общих знакомых, — насмешливо заметил Никита.
— Это не просто знакомый! Вы еще увидите! Да пустите же меня, рыцарь! Карета папия уже въезжает. Вам же лучше не привлекать к себе внимания Великопастыря!..
— Но смотрите у меня, бессовестный прелат. Только заикнись о Надежанне, и Великопастырь расспросит вас о Гневии Народном.
— Что вы, рыцарь! Здесь интересы наши совпадают. Клянусь Всевышним, я слова не вымолвлю!
Через открытые ворота замка въезжали всадники в двухцветной форме папийской охраны.
За ними показалась и золоченая карета в сопровождении черных слуг СС увещевания.
Никита отпустил Кашония, и тот ринулся к карете, чтобы подобострастно помочь сойти на Землию «самому Всевышнему» в образе невзрачного человека с усами вопреки церковному обычаю и в скромной серенькой сутане.
Яркая толпа возбужденных раменок налетела на нас, хотела разделить меня с Никитой, но мы крепко держались за руки.
Старая раменка, моя первая наставница, упорнее всех тащила меня в кибитку.
— Воротись, манге! Как можно, ласковая? Скорее переодевайся. Или забыла, что я тебе гадала? Костер, костер!.. Снимай латы свои недобрые. С нами поедем, пока не поздно. А мужик тебя найдет. Наши его знают.
Я отрицательно качала головой.
Со смешанным чувством неприязни и любопытства смотрела я на приехавшего всесильного владыку и размышляла о далекой своей Земле, где в разных странах в различные эпохи прорывались к власти негодяи, омрачившие страницы истории. Властные императоры, лукавые фавориты и узурпаторы, обожествленные фараоны и недостойные своего бога папы, сладострастные султаны и злобострастные инквизиторы, всякие фюреры бесноватые или чванливые, пенословные или нарочито молчаливые. Все они ханжески вершили кровавые злодеяния во имя «святых идей» и «общего блага» в немых застенках, на эшафотах, виселицах или гильотинах, в газовых камерах, в холодных и тесных бараках, губящих безысходностью людей под номером в лагерях, окруженных колючей проволокой с пропущенным по ней электрическим током. Или на краю рвов, вырытых перед расстрелом самими осужденными.
Должно быть, достигшие власти злодеи всех времен и народов действительно напоминают друг друга даже на планетах-двойниках. Я не историк, иначе назвала бы их имена.
Но одно имя — «И Скалий» — произносилось вокруг меня приглушенным шепотом».
А судьи кто?
А. С. Грибоедов
«Великопастырь всех времен и народов величественно вышел из кареты, подозрительно оглядел двор, заметил остатки костра и тихо, но гневно спросил:
— Почему сожгли без меня? Кто посмел?
— О Всевышний! — испуганно залепетал Кашоний. — Это рамены танцевали в усладу гостей рыцаря. А она покорно ждет вашего появления, дабы покаяться во всем.
— Увещевали? — снова строго спросил И Скалий.
— Только словесно, о Владыка небес и всех землий.
— И много ты этих землий насчитал?
— Несчетны звезды твои, о Владыка небес!
— Звезды — костры небесные. Могу водрузить на любой из них столб и для тебя.
— О Всесильный! Все огни и в небе, и на Землии подвластны Тебе, как и мы, черви могильные!
И Скалий скривил рот в усмешку, явно наслаждаясь страхом и лестью Кашония. Потом он перевел взор на нас с Никитой. От его взгляда мурашки побежали по моей спине. Что-то было в нем от кобры, которую мне привелось встретить в песках пустыни — встреча едва не стоила мне жизни.
Но змея только завораживала, лишала способности двигаться, чтобы метнуть свой смертельный яд. А его взгляд пронизывал до костей, ядом впивался в живое тело, тупой слабостью разливаясь по нему.
Заметив, куда смотрит Великопапий, Кашоний заторопился дать пояснения, но И Скалий опередил его.
— Я все знаю, — самоуверенно сказал он, утверждая свой авторитет и тем ограждая меня от немедленной расправы. — Вижу, Горный рыцарь уже привел по воле моей гостей, — закончил он, посчитав нас за приглашенных на знаменательную беседу.
— Они трепетно ждут в рыцарском зале, — прошептал Кашоний.
— Не мешало бы хозяину выйти навстречу, — недовольно проворчал И Скалий. И тут же обратился к спешившему к нему О Джугию: — Твои гости прибыли, как Я повелел, а хозяйка замка не встречает их, впрочем, как и Меня. И не вижу я Мартия Лютого, кому повелел Я прибыть сюда для беседы со Мной, дабы возглавить всеобщинный монастырь.
— Увы, — едва выговорил О Джугий. — Вождь протеста непреклонен.
— Перед Всевышним? — приглушенно спросил И Скалий.
— Насколько я понял в возмущении сердечном, Mapтий Лютый общается со Всевышним непосредственно.
— Не заметил, не заметил, — сдерживая ярость, произнес И Скалий. — Что ж, вспомним о Годдоне и Саморре, поговорим о них с гостями. Хозяйка понадобится нам. Пусть покажется воплощением Кротости и Красоты.
