Дон Корлеоне и все-все-все - [6]

После чего идёт к Карло Альберто, которому рапортует, что он, дядюшка Джузеппе, приехал из Бразилии, дабы воевать с австрийскими обезьянами. Нельзя сказать, что король приходит в восторг от этой информации. Он всё ещё несколько обижен на Гарибальди за то, что тот в своё время дезертировал из его армии и вообще пытался его свергнуть.

— Подумаешь! — говорит ему Джузеппе. — Это всё пустяки, дело житейское. Главное, что мы с тобой создаём Италию! Италию, Карло!

Под напором столь убедительной аргументации король нехотя разрешает Гарибальди немножко повоевать с австрийцами. Джузеппе выходит на тропу войны и обнаруживает там запыхавшегося Маццини.

— Стой, куда?!.. Не пущу! — кричит Маццини, расставляя руки в стороны. — Зачем ты сражаешься за монархию? Ты же предаёшь наши общие республиканские идеалы. Не верь королям, даже конституции приносящим. Не советую. Съедят!

Стоит признать, — совет был дельным. Глупый и злобный Карло Альберто уже успел передумать и приказал Гарибальди арестовать. Гораздо легче, впрочем, было остановить бегущего бизона, чем вошедшего в боевой режим Гарибальди. Наплевав на все придворные интриги, он бросается на линию огня и… Нашла коса на камень.

Австрийцы применяют секретное оружие: спускают с цепи собственного национального героя, постигавшего науку побеждать под командованием Александра Васильевича Суворова во времена Итальянского похода последнего. Того самого Йозефа Радецкого, столь популярного среди бравого солдата Швейка:

Граф Радецкий, воин бравый,

из Ломбардии лукавой

клялся вымести врагов.

Собственно, этим врагом и был Гарибальди. Будучи пусть и талантливым, но самоучкой, выпускнику суворовского военного училища он противопоставить ничего не смог. Радецкий клятву сдержал и успешно вымел Джузеппе в Швейцарию. Восхищённо наблюдавший за процессом император Всероссийский Александр Первый на радостях пожаловал австрийскому маршалу почётную должность шефа Белорусского гусарского полка.

Раз уж совладать с австрийцами не вышло у самого Гарибальди, то у Карло Альберто шансов не было и подавно. В 1849 году, с треском проиграв войну, он отрёкся от сардинского престола в пользу сына, Витторио Эмануэле Второго (человека и галереи), и уехал отдыхать в Португалию. Витенька был не чета своему дураку-папаше. Каждый, кто видел его роскошные усы, сразу же понимал: этот король — что надо король! Но к ним, к усам, которые ещё сыграют решающую роль в истории Италии, мы вернёмся чуть позже.

Маццини же, призывая чуму на все королевские дома мира разом, ретируется в Папскую область. Папа римский — пусть и вполне самодержец, но всё ж хотя бы не король. Тем более что взошедший за три года до того на Святой Престол Пий IX изображал из себя папу-либерала. Учредил светский государственный совет, издал конституцию, помиловал политзаключённых, разрешил плюрализм мнений, свободу прессы и даже вероисповедания. Маццини спешит воспользоваться оказией и принимается обустраивать Римскую республику.

Но тут в Вечный город заявляется отдохнувший в Швейцарии Гарибальди в свежепостиранной красной рубахе. И сообщает римлянам, что религия — опиум для народа, а всех попов хорошо бы развешать на фонарных столбах. Папе эта его идея как-то не очень нравится, он резко передумывает быть реформатором и пишет письмо Наполеону (другому Наполеону, уже Третьему, племяннику знаменитого дяди), в котором слёзно умоляет спасти его, папу, от Красного дьявола.

Наполеоновский племянник посылает на подмогу корпус из пятнадцати тысяч французских солдат.

— Маццини предлагает сдаться! — говорит Маццини.

— Дядя Пиппо, ты дурак? — интересуется Гарибальди. — Я ж Гарибальди. Гарибальди не сдаётся!

И приступает к героической обороне Рима.

Для этого он применяет устрашающую и смертоносную тактику, отработанную ещё в Сан-Антонио. А именно — забирается на холм Джаниколо неподалёку от Ватикана и почти целый месяц наотрез отказывается оттуда слезать.

— А Гарибальди выйдет?!.. — каждое утро кричат снизу французы.

— O Roma o morte! — Рим или смерть! — твёрдо отвечает им итальянский герой, цитируя собственные слова, начертанные у подножия его, Гарибальди, конной статуи, удачно расположенной как раз на вершине Джаниколо.

Попавшие в столь хитроумную ловушку французы трепещут и запрашивают подкреплений.

С юга к Риму приближаются восемь с половиной тысяч бурбонских и девять тысяч испанских солдат. С севера же — и это гораздо хуже — маршем подходят австрийские чудо-богатыри Радецкого. На этого почётного белоруса, как мы помним, у Гарибальди острая аллергия. Поэтому, не дожидаясь его прибытия, 2 июля 1849 года Джузеппе спускается с холма и, радостно хохоча, уди… эмм… маневрирует в направлении Сан-Марино. Побеждённые французы с горя занимают Рим, в котором будут вынуждены бессмысленно просидеть аж до 1870 года.

В этот момент Гарибальди изобретает новую прогрессивную тактику ведения войны. «Мы будем порхать как бабочка и жалить как пчела! — говорит он. — Будем идти целый день, а если увидим противника — быстренько его победим. И сразу же пойдём дальше».

Проблема заключалась в том, что тактика была даже излишне прогрессивной. Поскольку тем, кто не Гарибальди, всё же иногда требуется есть и спать. А вот этого момента план как-то не предусматривал. Уставшие беспрерывно ходить и стрелять солдаты постепенно от него разбегаются.